Хэммонд Иннес - Затерянные во льдах. Роковая экспедиция
Он поднялся со скамьи и схватился за ее спинку, чтобы не упасть.
— Ну что ж, удачи!
Я сжал его ладонь.
— И не забудьте, что я вам сказал, — напомнил он. — На Санкт-Паале нельзя терять из виду один столбик, пока не увидите следующий. А на самом верху есть хижина. Ее построила там ассоциация владельцев отелей для удобства лыжников. Она может спасти вам жизнь. Мою уже когда-то спасла. — Его дружелюбное сморщенное личико расплылось в улыбке. — И если вас будут спрашивать о том парне с «Хвал Ти», мы его не видели. Мы вообще никого не видели. В общем, удачи, — повторил он. — Увидимся в Аурланде.
— Хорошо, — кивнул я. — Если вы не сможете спуститься, не переживайте. Если я вернусь в Аурланд и вас еще не будет на «Дивайнере», я сразу пришлю за вами спасателей.
— Хорошо, — кивнул он.
Он проводил меня до двери и остановился, глядя на луну и холодное сияние гор. Я уже встал на лыжи, когда ветер хлестнул меня по лицу колким снегом.
— Поднимается ветер, — отметил Санде. — Похоже, погода портится.
Я выпрямился и натянул перчатки.
Водолаз сжал мой локоть.
— Мистер Гансерт, — очень серьезно произнес он. — Если вы хотите помочь Ольсену, вам надо спешить. Мы отставали от них весь вечер.
— Я пойду так быстро, как только смогу, — ответил я.
Он кивнул и улыбнулся. Я наклонился вперед и оттолкнулся палками. Мои лыжи заскользили вперед по гладкому снегу, и мгновение спустя я уже несся вниз по следам других лыжников. Ледяной ветер свистел в ушах, обдувая мое лицо. Откуда-то из-за спины донесся еле слышный крик Санде:
— Удачи!
В следующее мгновение я остался совершенно один. Меня сопровождало только пение лыж и тихий шепот ветра, который гнал снег по долине, как если бы это был песок.
Местами следы лыж, служившие мне путеводной звездой, уже почти полностью исчезли. В других местах они были такими отчетливыми и глубокими, как будто Фарнелл и Ловаас прошли здесь несколько минут назад. Спуск в долину показался мне слишком коротким. Вскоре тропа начала неуклонно взбираться вверх. Постепенно становясь все круче, она гигантскими зигзагами петляла по склону горы. Этот подъем показался мне бесконечным. Я взбирался, пока от напряжения мои ноги не начало сводить судорогой. Со всех сторон меня окружали огромные валуны.
Наконец я добрался до места, которое Санде называл Дрифтаскар. Я остановился на перевале. Отсюда были видны горные вершины на многие мили вокруг. Их гладкие ледяные шапки блестели в лунном свете — холодные и отстраненные, как снимки Южного полюса. Теперь луна стояла у меня прямо над головой. Поднялся ветер, и сухой верхний слой снега беспрестанно двигался, переползая через скалы и камни, как песок во время песчаной бури. Окружающий мир был безлюдным и белым, как поверхность луны в объективе телескопа. Я надел ветровку и начал спускаться. Ровных участков тут не было, потому что склон был усеян камнями. Но все равно спуск был значительно легче подъема.
Вскоре после этого я перешел через ручей, за которым начался новый подъем. Я плохо помню остаток пути до Гьейтериггена. Я только знаю, что местность, по которой я шел, была дикой и безлюдной, по мере приближения рассвета мороз крепчал, а я с трудом переставлял ноги, борясь со смертельной усталостью. Заставляя себя идти вперед, я твердил слова Санде: «Вам надо спешить. Мы отставали от них весь вечер».
Мне часто казалось, что я уже заблудился. Следы лыж исчезали, занесенные снегом. Я в панике хватался за карту и компас. Но всегда я рано или поздно находил следы в каком-нибудь укромном и защищенном от ветра месте. Луна постепенно клонилась к западу, и вскоре ее свет начал тускнеть, уступая место блеклому серому свечению, расползающемуся по горам. Рассвет подобно смерти вползал в этот укрытый снегом мир. Но я этого почти не замечал. Мне было уже все равно. Опустив голову, я каким-то чудом продолжал идти. Но увлекала меня вперед лишь сила воли, а вовсе не сила моих ног. И все это время я думал об одном — те, другие, не могут двигаться вот так, как я, без остановок и отдыха. Но передо мной по-прежнему убегали вдаль следы их лыж в доказательство того, что они действительно продолжают свое движение.
Наконец луна свалилась за горы. Снег на вершинах гор уже не сверкал подобно сахарной глазури на рождественских сладостях. Наступал серый и холодный день, мгновенно лишивший горы всей их волшебной красоты. Окружающий мир стал тусклым и унылым. И только тут я ощутил абсолютное одиночество этих мест. Летом на этой тропе наверняка можно было встретить пешеходов. Но сейчас среди окутанных последним зимним снегом гор не было никого, отчего они казались пустыми. Я вспомнил доброе морщинистое лицо Санде и в который уже раз пожалел, что его со мной нет. С другими людьми меня теперь связывала только наполовину заметенная снегом лыжня, видневшаяся в тех местах, где скалы защищали ее от пронизывающего ветра.
Теперь я спускался к длинному, покрытому коркой льда озеру. Ниже в долине виднелись незамерзшие ручьи. Стремительные черные потоки казались трещинами в белом снежном покрывале. Спустившись в самый низ, я остановился у высокой скалы, чтобы немного отдохнуть. Я поставил рюкзак на снег и съел немного коричневого сыра с лепешкой. У меня кружилась голова, а все мое тело утратило чувствительность. Окружающий мир казался мне нереальным. Когда я двинулся дальше, мои движения были автоматическими, как будто я спал на ходу.
Тонкие облака, затянувшие светлеющее небо, вспыхнули розоватым свечением. Сияние разгоралось, и наконец все небо запылало ярко-красным заревом. Это был пугающе прекрасный рассвет. Взошло солнце. Гневно-красный диск залил кровью снежные вершины, накинув оранжевую пелену на все остальное. Небо разгоралось все ярче, пока не стало багровым, после чего начало бледнеть. Багрянец потускнел и превратился в водянисто-холодный солнечный свет, в котором не было ни малейшего намека на тепло. Лишь верхушки высоких кучевых облаков, громоздившихся где-то над побережьем, еще некоторое время сохраняли теплый розовый отсвет.
И вот он наконец Гьейтеригген. Я остановился на склоне холма, устало опершись на палки и разглядывая эту уродливую, выкрашенную в грязновато-красный цвет и больше похожую на барак хижину, вполне соответствующую жутковатого вида пейзажу. С одной стороны ее окружали покрытые льдом и заваленные снегом озера. Между озерами виднелись черные пятна незамерзшей воды. Холмы вокруг озер были совершенно гладкими. Усеивавшие долину валуны тоже были гладкими. Лишь местами вершины скал были зазубрены и расколоты, как будто кто-то пытался разбить их гигантской кувалдой. Долина была изранена и измучена льдом. Это было ужасное и тоскливое место.
