Александр Демченко - Поднебесный гром
В ответ Волчок лишь развел руками:
— Как еще на это дело врачи посмотрят.
Струев отошел от него.
— Летный состав, остаться, остальные пока свободны! — приказал он.
Андрей увидел, как вздрогнул Волчок при словах Струева: «Летный состав, остаться…» Сутулясь и осторожно переступая ногами, точно остерегаясь оступиться, он выходил последним.
— Валера! — окликнул его Андрей.
Волчок обернулся, лицо его пылало.
— Вернись, тебя это не касается.
Струев быстро глянул на Аргунова, пробежался взглядом по потемневшим лицам летчиков и, как бы делая одолжение, сказал:
— Да, если хочешь, останься.
— Не хочет, а должен! — поправил Суматохин и с вызовом повернулся к Струеву: — Понял?
— Разве я против? Пожалуйста…
— «Пожалуйста». Он еще делает одолжение.
— Ну что вы из-за меня бурю поднимаете? — произнес Волчок. — Я ведь уже как-то свыкся со своим положением — обратно дороги нет. — И вышел.
Зайдя в штурманскую, он присел к окну, откуда была видна взлетная полоса, и стал ждать. Чего? Как полетят другие?
Через несколько минут он увидел, как из гардеробной неспешно вышел Аргунов — в высотном костюме, в гермошлеме, — за ним припустился рысцой Суматохин, тоже одетый для полета. Немного спустя в том же направлении, к стоянке самолетов, проследовал Волобуев.
Сейчас они сядут в свои машины и взлетят в небо. В небо! А Волчку уже никогда, никогда…
Затуманенными от слез глазами смотрел Валерий на взлетающий самолет. По почерку узнал — Аргунов.
«Ах, Андрей Николаевич, Андрей Николаевич, тоже ведь из-за меня пострадал, а ни слова упрека… Наоборот, утешал: «Ничуть мне из-за тебя не влетело…» А Струев?.. «Не тебе об этом спрашивать». Вот и разгадай человека. Правильно говорят, что вместе надо пуд соли съесть, а потом уж судить… О том же, что сам меня взвинтил перед полетом, — теперь молчок. Конечно, лучше сделать вид, что ничего такого не было. Ведь не докажешь… И не стану я никому ничего доказывать. К чему?»
Уши снова резануло грохотом взлета. Суматохин пошел! Самолет так плавно отошел от земли, что даже не покачнулся.
Валерий вцепился руками в подоконник, как в штурвал. Ему казалось, что это вовсе не Суматохина, а его вдавливает в пилотское кресло, не на Суматохина, а на него обрушиваются многократные перегрузки. И вот перед глазами уже распахнулся необъятный небесный простор — без конца и края, без конца и края…
Волчок застонал: эта пытка гораздо мучительнее, чем на операционном столе. Нет, хватит! С него довольно. И в самом деле, обратной дороги нет. Так уж лучше разом и навсегда!
В дверях штурманской он столкнулся со Струевым.
— Ну, так идешь к нам руководителем полетов?
Он так и сказал: «к нам».
— Нет! — отрезал Волчок.
— Что так? — Струев улыбнулся и обнял Валерия за плечи. — Хотя я тебя отлично понимаю. На твоем месте я поступил бы точно так же. Ну кто ты теперь здесь? Кто? Отставной козы барабанщик? Так уж лучше подальше от авиации.
— Вот и я решил…
— Правильно решил! — подхватил Струев. — Это поступок настоящего мужчины. Да что я — мужчины? Настоящего летчика! А видеть каждый день, как другие летают!..
— В сочувствии не нуждаюсь, — сухо проговорил Волчок.
— А я разве сочувствую? Наоборот, я восхищаюсь тобой! Ну вот что, давай пиши заявление, а я к Вострикову. Провентилирую этот вопрос. Ведь как-никак начальство…
В кабинете Вострикова не было.
— Наташа, где Семен Иванович? — спросил по селектору Струев.
— Не знаю, Лев Сергеевич, может, в ангаре…
— «Может», «может»! Точно надо знать!
— Но ведь он мне не докладывает…
В ангаре Вострикова не оказалось. Где же он? Нужно обязательно переговорить с ним, прежде чем Волчок подаст заявление. Еще уговаривать кинется…
Встревоженный, метался Струев по аэродрому. В конце концов поймал его в лаборатории.
— Семен Иванович, — как можно равнодушнее проговорил Струев, — там Волчок заявление пишет, так вы уж не возражайте.
— Какое заявление? — испугался Востриков.
— Уходит от нас. Совсем.
— Это еще почему? Я — против!
Струев взял Вострикова под руку, отвел в сторонку:
— Как вы не понимаете, Семен Иванович? Волчок будет выступать в роли страдальца. Обиженного. А мы должны будем плясать под его дудку. А в таком случае мы с вами никогда не наведем порядка на ЛИС. Я прав?
— Прав-то прав… — замялся Востриков, — но неудобно все-таки…
— Нужно думать не об удобстве, а о пользе общего дела!
— Нет, Лев Сергеевич, не могу. Что мне другие скажут: Аргунов, Суматохин. Да и директор как на это дело посмотрит?..
Струев снисходительно оглядел маленькую фигурку начальника ЛИС:
— В таком случае выбирайте: или Волчок, или я. Да не протирайте вы свои очки! Я слов на ветер не бросаю.
И, круто развернувшись, Струев пошел прочь. Востриков сначала опешил, потоптался на месте, но тут же побежал догонять Струева.
— Погоди, Лев Сергеевич! Что ты как капризная девица, ей-богу! Обмозговать надо…
Он зашагал рядом со Струевым, заискивающе снизу вверх поглядывая на него.
— Ну а кто будет руководить полетами? Без запасного руководителя, сам знаешь…
— Запасным пока я побуду. Если хотите, Волобуева подключу. Поочередно.
— Это не выход из положения, — показал головой Востриков.
— Временно. А нового руководителя полетами я подыщу, — пообещал Струев. — Из-под земли откопаю.
— Смотри, заварил кашу — сам и расхлебывай.
После полета Аргунов ушел в комнату отдыха, включил приемник.
Тихо звучала музыка, настраивая на грустные размышления. Снова вспомнился Русаков. Теперь Андрей знал все подробности его трагической гибели.
Программа испытаний опытной машины подходила к концу. Осталось всего два-три полета, и Русаков со спокойной совестью мог бы поставить свою подпись.
Беда подстерегла в самый неподходящий момент.
На полигоне при стрельбе по наземной мишени остановился двигатель. О том, чтобы прыгать, и мысли не было. Нет, высота еще позволяла это сделать. Но погибнет самолет, и не какой-нибудь, а опытный… Погибнет вместе с самолетом и коварная тайна. И тогда весь труд фирмы — насмарку.
Только на вынужденную! Спасти машину!
О своем решении Русаков передал по радио.
Возражать было поздно, да и бесполезно: в таких случаях испытателю лучше не мешать.
Русакова нашли в кабине мертвым. Он погиб при ударе о землю.
А самолет был цел: лишь незначительную вмятину обнаружили впоследствии внизу на фюзеляже. Раскрыли и причину остановки двигателя: не сработал клапан сброса оборотов турбины в момент залпа реактивных снарядов, и двигатель, работавший на полную мощь, «задохнулся» от дыма эрэсов…
