Теодор Константин - В полночь упадет звезда
Приходя домой, шифровальщики запирали двери, занавешивали окна, и уж никто не претендовал на широкую лавку, которая стояла под самым окном и из-за которой вначале, поселившись в этом доме, они подолгу спорили и в конце концов решали спор жребием.
В этот вечер шифровальщики давно должны были бы отправиться отдыхать, но они ждали капитана Смеу, которого вызвал к себе генерал.
Они начали терять терпение, когда капитан появился в дверях. Он был задумчив, сосредоточен, а это значило, что у него есть для них важное сообщение.
— Ребята, — начал капитан, — завтра утром три человека поедут вместе с господином генералом в деревню, куда-то возле самой линии фронта. Кажется, пришло время подниматься и нам с места, и господин генерал хочет лично познакомиться с обстановкой. Поедут: Бурлаку, Барбу и Пелиною. Завтра утром в четыре часа быть возле штаба. Я тоже еду с вами. Берем с собой шифровальную машину. Я сам ее сейчас подготовлю. Вы, Уля, останетесь мне помогать. Остальные свободны. Спокойной ночи!
Барбу Василе подошел к письменному столу капитана Смеу:
— Господин капитан, прошу меня кем-нибудь заменить.
Капитан Смеу удивленно взглянул на него и, с трудом скрывая свою неприязнь, холодно спросил:
— Почему?
— Господин капитан, я болен. У меня температура. Сегодня я кое-как дотянул, но боюсь, что завтра мне не подняться с постели. Не знаю, где это меня угораздило, но чувствую, что ужасно простужен. Чем тащить меня с собой без пользы, лучше заменить кем-нибудь. Боюсь, что я чего-нибудь напутаю, а потом от нас потребуют повторения радиограммы. До сих пор я вас никогда не подводил, и мне не хотелось бы этого делать и в будущем. Впрочем, вы знаете, что я еще никогда не отказывался от работы.
— Он болен, господин капитан, — подтвердил Бурлаку. — Весь день дрожит как собака. Я ему уже говорил, чтобы он сходил в санчасть, но он меня не послушал.
Капитан Смеу внимательно взглянул на Барбу. Тот действительно выглядел плохо. Глаза глубоко запали и блестели как в лихорадке, лицо побледнело, а на щеках выступил нездоровый румянец. Сутулые плечи еще больше сгорбились и слегка дрожали.
— Хорошо. Я согласен. Пусть едет кто-нибудь другой.
— Если позволите, я поеду! — предложил Уля Михай.
— Уля вас заменит. Теперь идите спать.
На следующий день утром в указанное время все трое шифровальщиков ждали перед домом, где разместился штаб. Тьма еще безраздельно царила над притихшей деревней. Вскоре появился капитан Смеу, который нес шифровальную машину, а немного спустя вышел генерал в сопровождении начальника штаба и капитана Мыгуряну Ониди, начальника оперативного отдела.
На шоссе их ждали две открытые машины. В одну сeли генерал и два сопровождавших его офицера, в другую капитан Смеу со своими тремя шифровальщиками и радистом с портативной радиостанцией.
Машины двинулись к линии фронта по шоссе, разбитому во время артиллерийского обстрела.
Утро стояло холодное. Дул ледяной, пронизывающий до костей ветер. На небе одна за другой гасли звезды. Тяжелые, низкие тучи надвигались с востока, заполняя собою всё небо.
Машины мчались одна за другой по пустынному шоссе. В постепенно редеющем мраке стали видны деревья по обочинам дороги. В неверном свете утра они казались летящими куда-то уродливыми чудовищами.
К месту назначения прибыли еще до полного рассвета. Машины остановились перед домиком, притаившимся в большом саду с разросшимися яблонями и персиковыми деревьями. Генерал вышел из машины и в сопровождении начальника штаба и капитана Мыгуряну пошел к наблюдательному пункту артиллеристов.
Капитан Смеу с шифровальщиками вошел в домик.
В единственной комнате стоял стол, на котором сиротливо торчала чернильница с фиолетовыми чернилами, возле нее лежали ручки и папка с писчей бумагой. Несколько стульев и топчан в глубине комнаты составляли всю обстановку. В углу перед аппаратом полевого телефона дремал телефонист, который до того, видно, устал, что не проснулся даже тогда, когда в комнату, громко разговаривая и стуча ботинками, вошли шифровальщики.
— Эй, друг, проснись! — крикнул Бурлаку. — Молочница пришла.
Телеграфист вскочил на ноги. Он посмотрел на вошедших красными от бессонных ночей воспаленными глазами. Усидев офицера, щелкнул каблуками и старательно, словно новобранец, выкрикнул:
— Здравия желаю!
Потом опустился на стул и, еще не совсем придя в себя после сна, начал яростно крутить ручку аппарата. Только услышав на другом конце провода голос человека, который ответил ему, телефонист окончательно проснулся.
— Ничего!.. Ничего!.. — крикнул он в трубку и положил ее. Потом протер глаза, порылся в карманах и, не найдя там того, что искал, повернулся к Пелиною, который находился к нему ближе других: — Вы не скажете, сколько сейчас времени?
— Пять!
— Пять? — удивился он. — А сигаретки у кого-нибудь не найдется?
Бурлаку протянул ему кисет:
— Угощайся, дружище!
Телефонист не спеша открыл кисет, взял листочек бумаги, изрядную щепотку табаку и, так же не спеша, стал скручивать такую толстую папиросу, что листок чуть не лопнул. Прикурив, он вернул кисет:
— Спасибо, господин курсант!
— На здоровье! А ты, братец, из каких мест? — спросил Бурлаку, никогда не упускавший случая поболтать.
— Из Путны, из самого Стрыоаны. Может, бывали когда у нас?
— Не бывал, но слыхал, что в ваших краях много вина.
— Да-да, много, и хорошее! — и он заулыбался, дружелюбно поглядывая на Бурлаку.
— У тебя виноградник есть? — поинтересовался Бурлаку.
— Есть! Невелик правда, но есть, спасибо господу богу. А вы откуда сами, господин курсант?
— Я сам моц, братец, из-под Кымпени. Небось, и слышать не слышал про Кымпень?
— Нет, слышал, слышал. Значит, вы моц, из хориевских?[9]
— Из его! Верно!
— Значит, вы моц! Слышал я, что моцы — богатыри, молодцы один к другому, что им ничего не стоит гору на плечи подхватить и с ней бегом в долину спуститься… Но, видать, не все моцы одинаковы?
— Это почему так? — спросил Бурлаку, догадываясь, к чему клонит молдаванин.
— Вы уж не обижайтесь, господин курсант!.. Сильный-то вы сильный, ничего не скажешь. Но ведь моцы, говорят, такие богатыри, каких свет не видел.
— Да, а я вот не совсем такой, как остальные моцы. Это оттого наверное, что мать меня прежде времени, семимесячным, родила. Испугалась усов жандарма
— Вот это да, господин курсант! Ведь я тоже семимесячным родился! Вот какие совпадения бывают!.. Когда кончится война и вам случится проезжать через Молдову, заезжайте к нам в Стрыоаны. Спросите Штефанаке Бургеля. Меня там каждый ребенок знает. Я угощу вас стаканом такого вина, какого вы никогда в жизни не пили! Только бы поскорее покончить с этими людоедами, с этими «гитлерцами» и вернуться домой. Ведь это они — проклятые! — виноваты в том, что столько народищу побито. Чтоб их земля больше не носила, чтоб они в аду все погорели!
