Яков Наумов - Двуликий Янус
Глава 23
Всегда спокойный, невозмутимый начальник продовольственного пункта Ленинградского вокзала капитан Попов был на себя не похож. На нем, что называется, лица не было. Вот уже скоро час, как он вышагивал взад и вперед по просторному залу бюро пропусков Наркомата государственной безопасности, ожидая, когда появится у себя майор Скворецкий. Было немного больше одиннадцати. Кирилл Петрович, ушедший накануне из наркомата, как и обычно, в шестом часу утра, пришел на работу в половине двенадцатого и, как только ему доложили, тут же дал распоряжение выдать Попову пропуск.
Попов вошел в кабинет Скворецкого стремительным шагом. Едва успев поздороваться, еще не выпустив из своей руки руку Кирилла Петровича, он обрушил на него свои новости:
— Товарищ майор, вы не в курсе дела? Хотя откуда? Так вот. Сегодня утром, в девять ноль-ноль, едва мы открыли склад, появилась какая-то странная личность. Хромой. На деревяшке. Назвался сапожником. Фамилия — Шкурин. Так он, во всяком случае, представился. Федор Корнеевич Шкурин. Шкурин пытался навести справки о наших «друзьях» — Гитаеве и Малявкине. Что скажете?
— Ка-ак? Интересовался Малявкиным и Гитаевым? — У майора брови поползли на лоб. — Шкурин? Это еще кто такой?
Изумление Скворецкого было искренним: чего-чего, а такого он не ждал. Кому еще могли понадобиться «Музыкант» с «Быстрым», что за история? Попов был явно доволен произведенным впечатлением: не его одного зацепило. Сам он несколько успокоился. Удобно расположившись в кресле возле стола майора, Попов, сдерживая волнение, принялся рассказывать. Дело, по его словам, обстояло следующим образом. Ровно в девять утра, сразу по открытии склада, появился пожилой, скверно одетый человек. На его худом, изможденном лице неопрятно торчала седая щетина. Не брился он, по-видимому, дня три-четыре, не меньше. Вместо правой ноги у него от колена торчала грубая черная деревяшка. Не протез, а простая деревяшка.
Прямо с порога странный посетитель начал сетовать, жаловаться. Унылым голосом он канючил: «Товарищи начальники, что же это получается? Я человек бедный, еле концы с концами свожу. Сами видите (он нагнулся и ожесточенно постучал по деревянной ноге). А ваши, значит, офицеры как поступают? Разве это правильно?»
Попов и Константинов долго не могли ничего понять, пока наконец не выяснилось, что этот человек, по профессии сапожник, интересуется Гитаевым и Малявкиным. Тут уж Попов и Константинов вцепились в него мертвой хваткой. Кто? Откуда? Почему явился сюда, на продсклад, наводить справки о Гитаеве и Малявкине? Почему?
Шкурин совершенно растерялся под градом сыпавшихся на него вопросов: он крутился на стуле, поворачиваясь то к Попову, то к Константинову, ошалело хлопал глазами. Немало трудов стоило добиться от него толку, хотя Попов и уверен, что «толк» этот относителен. Шкурин явно врал: его основной целью было навести справки о Малявкине и Гитаеве, выяснить их судьбу. Не иначе. Остальное — предлог.
Слушая бессвязный и маловразумительный рассказ начальника продсклада, Скворецкий все больше и больше хмурился. Наконец он взмолился:
— Товарищ капитан, увольте! Так я ничего не пойму. Вы-то ведь не Шкурин, так расскажите все спокойно, по порядку. Главное, поменьше эмоций, а то мы с вами ввек не разберемся.
Попов окончательно успокоился и на сей раз доложил четко, по-военному. Шкурин, говорил капитан, рассказал следующее. Он — сапожник. Сейчас, однако, новую обувь мало кто шьет, больше ремонтируют — война. Вот и он, Шкурин, ремонтом перебивается, только проку мало. Каблук подбить, набойки поставить — особенно не разживешься.
Около месяца назад, может, несколько больше, в мастерскую Шкурина явились два офицера, которые назвались Гитаевым и Малявкиным. Они сдали в ремонт две пары изрядно прохудившихся сапог, потребовав поставить новые кожаные подметки. А где ее, кожу, теперь возьмешь? Офицеры, однако, обещали щедро заплатить — продуктами, — и Шкурин пустил в дело все свои запасы, последнее богатство.
Записывая заказ в книгу, сапожник спросил адреса заказчиков. Те, как-то странно переглянувшись, заявили, что они люди приезжие, с фронта, в Москве временно, постоянного адреса не имеют. Сами придут за заказом.
Шкурин, почуяв недоброе, возразил: «Сами-то, конечно, сами, но существует порядок. Должен же я знать, где вас, в случае чего, искать». Тогда один из них, чернявый, с усиками («Я сразу сообразил — Гитаев», — вставил по ходу рассказа Попов), заметил: «А ты ищи нас, если потребуется, на продовольственном складе Ленинградского вокзала. Самое верное дело».
Сапожник поинтересовался: что, они там, на складе, работают? «Работать не работаем, а бывать бываем, — ответил чернявый, — частенько». Вот сейчас, когда минул месяц с лишним, а заказчиков все нет и нет, Шкурин и явился на продсклад: где офицеры, куда подевались, не получив свои сапоги, не расплатившись? Конечно, сапожник мог бы просто сбыть эти сапоги и был бы не в накладе, ну, а если те явятся, что делать? Пойди свяжись с военными — беды не оберешься.
Как ни расспрашивали Попов и Константинов сапожника, тот больше ничего не сказал. Твердил свое: «Мне бы этих офицеров, пусть рассчитаются за работу, за материал. Последнюю кожу израсходовал…»
Проверили у него документы — все правильно: Шкурин Федор Корнеевич, 1880 года рождения, по профессии сапожник. Проживает по адресу: улица Солянка…
— Солянка? — переспросил Скворецкий. — Это точно — Солянка?
— Точно, — ответил Попов, сверившись с записью в своей записной книжке. — Солянка. Дом номер… квартира… А что? Почему вы сомневаетесь?
— Да нет, не сомневаюсь. Просто уточнение, — справился с охватившим его волнением Кирилл Петрович.
Попов, думал он, конечно, надежный человек, многим помог в деле Гитаева и Малявкина, вот и сейчас представил ценную информацию, и все же даже ему не следует говорить, что он назвал тот самый дом и тот подъезд, судя по номеру квартиры, где исчез накануне вечером немецкий разведчик Осетров. Да и в списке жильцов стояла фамилия — Шкурин. Случайность ли? Простое ли совпадение? Сомнительно. Надо полагать, Шкурин явился на продовольственный склад по прямому заданию Осетрова, следовательно, и сам Шкурин…
«Спокойно, товарищ майор, спокойно, — приказал сам себе Скворецкий. — Не будем спешить с выводами. Шкурин никуда не денется. Сейчас важно другое: не сболтнули ли этому Шкурину Попов с Константиновым чего лишнего? Хотя что они могли сболтнуть? К счастью, об аресте Малявкина они и сами не знают, числят его в бегах. А мы до сих пор нет-нет да иногда „консультируемся“ с ними по поводу „розыска“ беглеца. Только неделю-две как освободили их от дежурства на вокзалах, сказав, что Малявкин, по-видимому, скрылся из Москвы. Хорошо, что так было сделано. Ну, а если работники продсклада заявили Шкурину, что ничего ни о каких Малявкине с Гитаевым не слыхали, тогда как? Что Шкурин передаст Осетрову? Каковы будут последствия?»
