Георгий Кубанский - «На суше и на море» 1962
Петр Андреевич и Домнушка, тяжело дыша, вычерпывали воду. Сейчас они не видели ни «Гертруды», ни «Тамани», даже моря. Ничего, кроме черпаков и воды в шлюпке. Каждый новый вал, набегающий сзади, мог оказаться последним в их жизни. Какой покойной казалась сейчас недалекая, ярко освещенная «Тамань», даже завалившаяся на бок «Гертруда»!
В эти трудные минуты некогда было и думать об опасности, о том, что ждет на «Гертруде». А Алешу захватило окрыляющее сознание своего бесстрашия. Кругом клокотал, ревел океан. А он, наваливаясь на тяжелые вальки весел, вызывающе шептал.
— Давай, давай! Не страшно. Ни черта не страшно!
Волны рывками подбрасывали шлюпку к большому черному пароходу с белыми надстройками. Быстро приближалась накренившаяся палуба с четкими прямоугольниками задраенных по-штормовому грузовых люков, низкий борт, временами не видный за волнами.
Подойти к пароходу с наветренной стороны нечего было и думать. Первая же волна с размаху ударит шлюпку о борт, разобьет в щепки. Надо было обогнуть «Гертруду» и зайти к ней с подветренной стороны. Тогда высокий корпус парохода несколько прикроет шлюпку от ветра и волны.
— Жми-и! — хрипел Иван Акимович, наваливаясь всем телом на дергающийся руль. — Жми, жми-и!
Полузалитая шлюпка почти поравнялась с высоким носом «Гертруды». Теперь Морозов и Алеша гребли уже против волны, наваливаясь грудью на вальки весел. Исчезли гордые мысли о бесстрашии, подвиге. Главным в жизни оказался точный и сильный гребок. Еще один, еще… А вода стала плотной, неподатливой. Руль под телом боцмана трепетал, вырывался, как живое непокорное существо. От каждого рывка весел шлюпка резко дергалась. Но придержать ее на месте не удавалось. Высокий форштевень «Гертруды» уже поравнялся с гребцами. Еще немного — и он станет удаляться от них.
— Дава-ай! — хрипел боцман. — Чуто-ок! Еще!..
На полубаке «Гертруды» матросы всячески старались привлечь внимание таманцев. Один из тгих размахивал над головой тонким бросательным концом с прикрепленной на конце гирькой, зашитой в матерчатый мешочек с песком.
— Эге-ей! — прорвалось сквозь рев бури и вой ветра. — Э-эй!..
В луче прожектора сверкнула тонкая серебристая полоска. Подхваченная ветром, она уклонилась в сторону от шлюпки и пропала в темноте. Следом за ней поднялась вторая полоска, натянулась над головами гребцов.
Алеша бросил весла. Придерживаясь рукой за качающийся борт, он приподнялся и свободной рукой перехватил тонкий линь.
Иван Акимович не мог доверить молодому матросу бросательный конец. Стоило сделать неловкое движение, не предугадать толчок волны — и веревка вырвет человека из рыскнувшей шлюпки, швырнет в воду. Боцман быстро передал руль Петру Андреевичу и отобрал конец у Алеши.
Осторожно выбирая трепещущий в ладонях линь, Иван Акимович подтягивал привязанный к нему прочный швартовый конец. Выработанная годами цепкость да чутье старого моряка помогали ему угадывать каждое движение шлюпки. Если волна бросала ее в сторону, чуткая рука боцмана несколько отпускала конец. Но стоило волне ослабить напор, и Иван Акимович быстро выбирал линь.
Шлюпка медленно приближалась кормой вперед к высокому подветренному борту «Гертруды». Сверху что-то кричали, показывали руками. Но ветер относил голоса людей. Впрочем, и вслушиваться в них было некогда. Все внимание таманцев устремилось на небольшую полосу воды, отделяющую шлюпку от парохода.
С палубы полетел второй конец. Морозов бросил почти бесполезные весла, подхватил на лету линь и стал осторожно подтягивать нос шлюпки, разворачивая ее бортом к пароходу. Вода упорно отталкивала ее в пустынное бушующее море. Оба конца то туго натягивались, то несколько провисали, и тогда Иван Акимович и Морозов спешили подтянуться еще на метр-два к пароходу.
Новая волна приподняла шлюпку. Высокий черный борт резко надвинулся.
Иван Акимович выпрямился во весь рост и рявкнул, широко раскрывая усатый свирепый рот.
— Принима-ай!
С парохода сбросили два штормтрапа. Они плотно легли на завалившийся борт.
— Пошла, Домнушка! — подал команду Петр Андреевич. — Вихров! На второй трап.
Алеша замялся. Неловко было ему — молодому крепкому парню — уходить со шлюпки первым из мужчин, вместе с пожилой женщиной. Это никак не вязалось с вновь вспыхнувшим радостным ощущением бесстрашия, близящегося подвига.
— Пошел, Вихров! Пошел! — загремел Иван Акимович. — Жива-а!
Окрик боцмана будто подтолкнул в шину. Алеша полез по трапу. За спиной образовался черный, бездонный, по совсем не страшный провал.
Сильные руки тянулись сверху к рыбакам, помогали выбраться со штормтрапа. После трепки, полученной в море, скошенная палуба парохода казалась таманцам прочной и надежной. Лишь сейчас почувствовали они, как холодна вода, пробравшаяся через рукава и вороты к телу. Лишь руки оставались горячими, настолько горячими, что даже мокрые рукавицы не могли остудить пылающие ладони.
6На «Гертруде» рыбаков приняли восторженно. Их обнимали, хлопали жесткими ладонями по плечам. В непонятном говоре и восклицаниях изредка звучало и родное русское слово, неведомо как оставшееся в чужой памяти. В нестройном гомоне выделялся сорванный бас Ивана Акимовича, вперемешку с крепкими пожеланиями буре, успокаивавшего матросов «Гертруды».
А руки тянулись и тянулись к таманцам со всех сторон.
— Комрад, комрад! Фрэнд!
— Гуд пиипл!
— Товаритш!
— Эввиво совьетшко маринари!
— Виво, виво! — все еще тяжело дыша ворчал Иван Акимович. — С вашим виво, братцы, мы чуть соленой воды не нахлебались. Такая ушица нам не по брюху. Пищеварение может попортить. И надолго.
Алеша осматривал чужой пароход, матросов блестящими от любопытства глазами. Новые впечатления оттеснили из памяти только что пережитую опасность, пересилили усталость. Но сильнее всего возбуждала юношу острая и радостная мысль: вот как начинается подвиг!
Рослый немолодой моряк с золотыми нашивками на рукаве кожана отстранил матросов от русских и, вскинув два пальца к шапке, представился.
— Джим Олстон! Старший помощник.
Джим Олстон приказал матросам ослабить концы, привязывающие шлюпку таманцев (поднимать ее было бы слишком хлопотно), и повел их к надстройке.
Придерживаясь за укрепленные на металлических стойках прочные пеньковые леера, моряки двумя редкими цепочками пробирались к надстройке. Если пароход бросало влево — палуба круто скашивалась. Приходилось напрягать все тело, чтобы устоять на ногах.
У входа в надстройку Петр Андреевич привалился спиной к стене. Отдыхая, он наскоро осмотрелся. На освещенном прожектором полубаке готовили буксирный трос. Скоро «Тамань» вытянет его и станет придерживать «Гертруду» в наиболее безопасном положении — низким бортом на ветер, волну. Но придать пароходу большую остойчивость — только первая помощь. А дальше?..
