Исаак Гольдберг - Путь, не отмеченный на карте
Но он знал, куда шел. Скоро беспорядочные заросли тайги остались позади, затем пошел молодой ельник, потом снежная гладь луга или озера. И, наконец, издали, за зубчатой изгородью леса зазвучали отчетливые и звонкие в морозном воздухе звуки: собачий лай.
Позже, когда Дыдырца-тунгус обогрелся у своих друзей в маленькой таежной деревеньке, когда в жарко натопленной избе иссякли все обычные вопросы: об оленях, о здоровьи, о запоздалом выходе белки и о спугнутых, видимо, волками лосях, — он рассказал крестьянам, друзьям своим, о том, что видел. Мужики внимательно расспросили Дыдырцу-тунгуса об этих неизвестных людях, которые идут, минуя жилища, уклоняясь от проторенных дорог, куда-то на север. Мужики долго толковали между собой о слышанном. Они задумались. Зашевелились у них какие-то мысли. И они унесли их поздно ночью в свои избы, и там долго ворочались на лежанках, на полатях: не было сна — и вертелись все обрывки, пока еще неуловимые и смутные обрывки решений.
На утро Дыдырца-тунгус простился со своими друзьями и ушел к своему стойбищу.
В стороне оставался ясный, широкий след. И когда Дыдырца пересекал его, он видел, что к тяжелым, взрыхлившим снег, следам широких валенок прибавились свежие знаки: волчьи следы.
Дыдырца поглядел на них, покрутил головой и пошел своей дорогой: Дыдырца-тунгус не охотился на волков. Дыдырце-тунгусу нечего было делать там, куда шли неизвестные люди.
А из маленькой таежной деревеньки на следующий день, рано утром, еще не зарилось, вышли крадучись охотники. Выходили они из своих изб, оглядываясь, и исчезали в предутренней мгле. И не видели друг друга.
И тогда к волчьим следам прибавились новые — легкие, уверенные охотничьи.
12. Быстрый ход.
Взвиться бы птицей и из-под облаков поглядеть вниз и увидеть: в сердце тайги, попирая зимнюю белую рухлядь ее, идут усталые, хмурые путники. Их пятеро: они вытянулись гуськом и пылит снег из-под разбухшей тяжелой их обуви. За ними по пятам, трусливо прячась, голодный и злой, бредет волк, дальше еще, еще. И догоняя их всех — и этих усталых и хмурых путников, и этих стерегущих, жадных волков, идут, не зная один о другом, охотники, один, другой, еще и еще...
Взвиться бы птицей и сверху громко рассмеяться!..
* * *Шли в таком порядке: впереди Степанов, за ним хорунжий, потом полковник и уж сзади всех оба прапорщика.
Степанов уверенно вел всю партию куда-то по-бездорожью. Он умел ориентироваться в бескрайной тайге, видимо, знал некоторые ее тайны и прокладывал путь по рыхлому глубокому снегу, не оглядываясь и не раздумывая.
Сильный и ловкий, он иногда уходил вперед и только хорунжий поспевал за ним, ступая по его глубокому, четкому следу. Но прихрамывающий и задыхающийся полковник отставал от них; а вместе с ним, задержанные его медленным шагом, отставали и оба прапорщика. И, теряя порою из виду этих отставших, хорунжий останавливался, и легким, но настойчивым окриком останавливал Степанова — и они дожидались полковника с его спутниками. Холодная жестокая усмешка пряталась тогда в уголках тонких обветренных губ у Степанова.
Полковник молча догонял этих сильных и, казалось, не знавших усталости, людей. Он тяжело дышал и отводил глаза от Степанова и хорунжего. И только кто-нибудь из прапорщиков виновато упрекал:
— Вы бы не так быстро шли... Тяжело полковнику-то.
Потом шли дальше. И снова, незаметно для всех, передовые уходили далеко вперед, заставляя полковника почти выбиваться из сил.
В один из таких моментов, когда Степанов с хорунжим скрылись за дальними лиственями и соснами, полковник справа от себя услыхал какой-то странный, чуждый тайге, звук. Он приостановился, но не успел определить и понять этот звук, как откуда-то раздался гулкий, громко раскатившийся над деревьями выстрел. За выстрелом послышался крик. И когда он оглянулся на этот крик, то увидал, что один из прапорщиков, тот, который шел позади всех, сначала присел как-то смешно и нелепо на снег, а затем свалился на-бок и уткнулся головою в судорожно вытянувшиеся руки.
— Ложись! — крикнул полковник, и, вскинув винтовку, припал к снегу и наугад выстрелил в ту сторону, откуда раздался внезапный, неожиданный выстрел. Вслед за ним выстрелил также растянувшийся на снегу прапорщик: тот, кого еще не сразила стерегущая пуля.
На выстрелы прибежали Степанов и хорунжий. Они сразу поняли, в чем дело, и тоже залегли рядом с полковником и прапорщиком.
Треск покрыл тихий покой тайги. Посыпался снег со сшибленных пулями ветвей. Где-то с форканьем поднялись белыми пушистыми комками куропатки, где-то прыжками, без оглядки, в сторону заскакал ушкан.
Ответных выстрелов не было.
Хорунжий подполз к неподвижно лежавшему прапорщику, приподнял его голову: липкая кровь залила все лицо, уже успевшее застыть. Прапорщик был мертв.
Степанов приподнялся и прислушался. В тайге снова было тихо и покойно.
Степанов, прячась за стволами деревьев, отправился туда, откуда раздался выстрел. Он шел, прислушиваясь. Но тишина снова охватила оцепенелую тайгу — он слышал лишь поскрипывание снега под своими ногами. Он уходил почти по пояс в снег, пробираясь возле самых стволов деревьев. Он видел тонкие узоры птичьих следов на пушистом снегу; видел следы зайцев, совсем свежие и беспорядочные. В одном месте он приостановился и разглядел свежий волчий след, шедший ровной цепочкой и сразу сделавший крутую петлю в сторону. И недалеко от этого следа он, наконец, увидел широкую двойную лыжню, также заворачивающуюся крутой петлей и уходящую дальше и вперед. Вот здесь, понял Степанов, остановились двое на лыжах, вот отсюда они стреляли. Оглянувшись на оставленных возле трупа спутников, Степанов увидал широкий просвет в тайге, через который можно было метко целиться в них... Вот здесь эти неизвестные, но враждебные люди повернули и ушли дальше от того, что они сделали.
Степанов покрутил головой и вернулся к своим спутникам.
13. Лабаз.
Труп коченел. Кровь застыла и перестала течь.
Полковник растерянно глядел на неподвижно прижавшееся (словно ища зашиты у мягко устланной снегом земли) тело.
— Нужно похоронить! — хрипло сказал он.
— Да, да! — оживляясь и черпая в этом оживлении разряжение сковавшей его оторопи, закивал головою прапорщик (один остался!).
— Хоронить? — переспросил озабоченно Степанов и сразу же ответил себе и этим другим. — Нам нельзя здесь на это терять времени. Залабазим как-нибудь труп и скорее пойдем.
— Значит, так и бросить, как падаль?.. — с нарастающей горечью спросил прапорщик. — Зверям на съедение?
