Николас Монсаррат - Корабль, погибший от стыда
Хоскинс все осмотрел и ухмыльнулся. Он с удовольствием провел этот день встречи с прошлым. Широким жестом он окинул КЛ-1087, потом горизонт.
— Опять Рэнделл и Хоскинс, а? — весело произнес он.
Что ж, можно было и так сказать, если не принимать в расчет некоторые частности.
Хоскинс занялся финансовой стороной предприятия. Я работал за жалованье плюс комиссионные от «результата», которые станут известны лишь впоследствии. Хоскинс вел бухгалтерию и договаривался с клиентурой. Мне с самого начала не на что было жаловаться, так как походов мы делали множество и все это сразу принесло неплохие деньги.
— Что больше всего нужно людям? — спросил меня Хоскинс однажды и сам ответил: — Вот это мы и должны выяснить. А потом снабдить людей всем, что им нужно.
Наши махинации, рассматриваемые под таким углом, были чем-то вроде филантропии. Получалось, что мы пеклись о счастье ближнего. Ба, да ведь мы делали почти то же, что и наше правительство!.. Должен признаться, что эти «людские нужды» оказались довольно странными. Особенно позже, когда мы стали постепенно расширять круг своих операций. Поначалу мы, как контрабандисты, были людьми совершенно респектабельными.
В первые несколько походов основным грузом было бренди. Бренди и еще французские вина, нейлоновые чулки, консервированный окорок и дорогие сигары. Как видите, вещи, делающие разницу между просто жизнью и жизнью «красивой», которую можно видеть в журнальных рекламах. Я частенько подумывал, как мало зла и как много удовольствия доставляем мы своей деятельностью. И в то же время как много денег делаем столь невинным образом… Иногда нам удавалось совершить короткий переход от английского берега до французского и обратно всего за одну ночь. Иной раз приходилось подолгу изображать английских яхтсменов, которые не могут оторваться от гостеприимных берегов у Сан-Мало. Но стоило нам нагрузиться, мы тут же сматывались.
У Хоскинса имелось множество связей и в Англии, и во Франции, но я никогда не вдавался в детали и подробности его делишек. Я предпочитал оставаться просто моряком, который умеет только управлять лодкой. А дело это вовсе не трудное. В те дни с КЛ-1087 не было никаких неприятностей. Слушалась она прекрасно. Мои штурманские способности оставались на уровне, а Хоскинс, который мог управиться с любыми двигателями, держал ходовую часть в великолепном состоянии.
Свою долю приключений мы получали, но совсем другого порядка, чем прежде. Позвольте рассказать об одном происшествии, чтобы вы лучше представили, как шло у нас дело.
Однажды около четырех часов утра, во время похода в Шербур и обратно, мы пробирались вверх по Леймингтону, к постоянному месту якорной стоянки. Огни на берегу были погашены. И своих мы но зажигали. КЛ-1087 дюйм за дюймом проползала мимо отмечавших течение бакенов, мимо густо пахнущих мором мелей, мимо стоивших на якоре лодок, мимо начинавшихся недалеко от якорной стоянки сараев и домов. Этот путь — наш парадный подъезд. Здесь мы могли найти дорогу и в полной темноте, которая окутывала нас в этот предрассветный час.
Мне вспоминались белые ночи, когда мы так же вот пробирались поближе к голландскому или французскому побережью. Тогда нашим противником были немцы. Теперь же…
Мы делали последний поворот перед паромным слипом, как вдруг прямо по носу вспыхнул прожектор и голос прокричал из темноты:
— Эй, на катере! Остановите машину!
Совершенно инстинктивно я положил руль на правый борт. Я знал, что мы находимся поблизости от берега реки, но не хотел рисковать столкновением с этим судном и не хотел, чтобы команда его увидела нас слишком близко. Но прожектор последовал за нами.
— Останови. Похоже, что это какие-то власти, — спокойно произнес стоявший рядом Хоскинс.
Требование повторилось, на этот раз на более высокой ноте. Отлично зная, что сейчас произойдет, я прикрыл дроссель и остановил винты. Мы мягко врезались в илистое дно. Корма покачивалась из стороны в сторону, а нос накрепко увяз в липкой глине.
Хоскинс, ни на секунду не терявший находчивости, повернулся лицом к слепящему прожектору и закричал:
— Эй вы, кретины чертовы! Куда, спрашивается, лезете?
Флегматичный голос человека, на которого хоскинсовский трюк не произвел ни малейшего впечатления, спокойно ответил:
— Примите конец. Мы поднимемся к вам на борт.
Появилось два человека. Один побольше, другой поменьше.
Они подвели к борту большой открытый катер и загрохотали по палубе с властной самоуверенностью. Мне это совсем не понравилось. Но нам предстояло разыграть роль.
— В чем там еще дело? — брюзгливо спросил я, едва они поднялись на борт. — Я думал, мы с вами столкнемся. Теперь мы из-за вас сели на мель.
— Вы прекрасно с нее сползете во время прилива, — ответил тот, что поменьше.
— Да и не в этом дело. Зачем вы включили прожектор?
— Мы представители таможни, — коротко ответил маленький.
— Это на Леймингтоне-то? — удивленно спросил Хоскинс.
— Мы не с Леймингтона, — сказал большой. — Давайте-ка посмотрим ваш вахтенный журнал.
Пока проверяли вахтенный журнал, стояло молчание, от которого по коже поползли мурашки. К счастью, мы заполняли журнал каждый час — привычка, полученная в респектабельном прошлом, которая начала приносить плоды. С бумагами все было в порядке. Но я не переставал думать, что если и Хоскинс потерял дар речи, как это случилось со мной, то нам конец.
— Шербур, — тут же произнес маленький. — Почему так поздно?
— Задержались в пути, — ответил Хоскинс. — Мы могли бы встать на якорь в устье, но я не хотел болтаться там.
— А почему нет ходовых огней?
— Короткое замыкание, — нашелся Хоскинс, — извините, что так получилось. — И добавил: — А почему мы выясняем все это на холоде, на ветру? Давайте-ка спустимся вниз, побеседуем в уютной обстановке…
Должен отметить, что в течение следующего часа Хоскинс был великолепен. Мы сидели вокруг стола, курили и беседовали. Вскоре он извлек откуда-то бутылку бренди и, подмигнув, сказал:
— За это не заплатили пошлины. Пока… — И налил всем по щедрой порции. Мы выяснили, где они были в войну, повспоминали о ней, поговорили о контрабанде вообще, потом вспомнили один-два нашумевших на флоте скандала по поводу спекуляции необлагаемыми налогом сигаретами…
Они нас явно подозревали. Чувствовалось это за милю по их поведению. Они прекрасно знали свое дело и были явно неподкупны. Но, слушая болтовню Хоскинса, можно было решить, что мы сидим в полной безопасности в баре на берегу с парой случайных знакомых компанейских ребят.
