Джеймс Кервуд - Казан
– Казан, Казан!
Он бросился к ней опять, но снова был отброшен цепью назад. Во второй и в третий раз он рванулся на всю длину своей привязи, и ошейник врезался ему в шею, как острый нож. Он остановился на секунду и перевел дыхание. Тени все еще боролись. Теперь уже оба они были на ногах. Вот уже они крепко между собою сцепились! С диким рычанием Казан еще раз рванул цепь всею тяжестью своего тела. Раздался треск, замок в цепи лопнул, и цепь дала ему свободу.
В пять-шесть прыжков Казан был уже около палатки и вскочил в нее. Заворчав, он схватил Мак-Криди прямо за горло. Первая же хватка его могучих челюстей была уже смертельна, но он этого не знал. Он знал только одно, что его госпожа была здесь и что он должен был ее защищать. Последовал сдавленный, прерывистый крик, который закончился затем тяжким вздохом; его издал Мак-Криди. Человек опустился на колени, затем повалился на спину, и Казан еще глубже запустил свои клыки в горло своему врагу – он почуял запах теплой крови.
Теперь уж на собаку кричала и сама ее госпожа. Она оттаскивала Казана назад за его лохматую шею. Но Казан не разжимал челюстей еще долгое время. И когда наконец он их разжал, то его хозяйка посмотрела на мужчину и закрыла себе лицо руками. Затем упала на постель. Долго не двигалась. Руки и лицо у нее были холодны, и Казан ласково их облизывал. Глаза у нее оставались закрытыми. Он близко прижался к ней и все еще продолжал оскаливать зубы на покойника. Но почему же она не двигалась, удивлялся он.
Прошло долгое время, прежде чем она шевельнулась. Глаза у нее открылись. Ее рука коснулась его.
А затем он услышал раздавшиеся снаружи шаги.
Это был его хозяин, и со старой дрожью от страха перед дубиной Казан бросился к выходу из палатки. Да, это был его хозяин, костер осветил его, и в его руке Казан увидел дубину. Он шел медленно, чуть не падал на каждом шагу, и все лицо у него было в крови. Но все-таки в руке у него была дубина! Он опять начнет колотить ею собаку и сильно изобьет ее за то, что она покончила с Мак-Криди; и Казан тихонько прополз под полою палатки и убежал в тень. Из своей засады под ветвями ели он смотрел на палатку, и низкий вой любви и в то же время и горя вырвался вдруг из его горла и быстро замер. Теперь уж они будут его бить всегда и именно за это. Даже она будет его бить. Они будут гнать его от себя и отколотят его тотчас же, как только его найдут.
И он отвернул свою волчью голову от огня к глубине леса. Там не было для него ни дубин, ни визга плетей. Там они не найдут его никогда.
Некоторое время он колебался. А затем так же тихонько, как и те дикие звери, от которых он происходил, он выскочил из своей засады и утонул во мраке ночи.
Глава IV. Свобода от рабства
Верхушки сосен шумели от набегавшего на них ветра, когда Казан окунулся в таинственную темноту леса. Целые часы он все-таки пролежал невдалеке от места стоянки, уставившись красными, сверкавшими глазами в палатку, в которой еще так недавно произошло такое ужасное событие.
Теперь он знал, что такое смерть. Он мог бы объяснить это даже лучше, чем человек. Он мог обонять ее в воздухе и чуял, что смерть витала вокруг него, и что именно он был ее причиной. Он лежал на глубоком снегу прямо на животе и дрожал, и три четверти его, составлявшие в нем собаку, скулили от невыносимого горя, тогда как одна четверть, бывшая в нем от волка, заставляла его с угрозой оскаливать зубы и зажигала его глаза пламенем мести.
Три раза его хозяин выходил из палатки и громко его звал: «Казан, Казан, Казан!»
Три раза и молодая женщина выходила вместе с ним. При свете костра Казан мог видеть ее светлые волосы, развевавшиеся вокруг нее, как и в то время, когда он только что вбежал в палатку и загрыз человека. В глазах ее все еще светился ужас, и лицо было бледно, как снег. И во второй, и в третий раз она тоже кричала: «Казан, Казан, Казан!» И вся та часть его, которая составляла в нем собаку, а не волка, дрожала от радости при звуке ее голоса, и он даже был готов подползти к ней, чтобы его избили. Но страх перед дубиной все-таки оказался сильнее, и он час за часом все отползал глубже и глубже назад, пока наконец в палатке не водворилось молчание и не перестали двигаться тени и пока самый огонь в костре не погас.
Осторожно он вышел из своей засады и, все еще на животе, пополз к нагруженным саням и к тому, что осталось от погасшего костра. За этими санями, в тени от деревьев, лежал труп человека, которого он загрыз, покрытый войлоком. Торп, его хозяин, оттащил покойника сюда.
Казан лег носом к горячим угольям и, вытянув морду между передних лап, уставился глазами прямо во вход в палатку. Он решил бодрствовать, наблюдать и быть готовым тотчас же бежать в лес, как только в ней последует хоть какое-нибудь движение. Но тепло, исходившее от серой золы в уже потухшем костре, смыкало ему глаза. Два или три раза он боролся с собой, как бы не заснуть; но под конец его полуоткрытые глаза все-таки не справились с дремотой и плотно закрылись.
Теперь, во сне, он тихонько заскулил, и его развитые мускулы на ногах и плечах напряглись, и внезапная дрожь пробежала вдруг вдоль его лохматой спины. Если бы находившийся в это время в палатке Торп мог видеть его, то он понял бы, что Казан видел сон. А жена Торпа, золотая головка которой лежала на груди у мужа и которая не могла успокоиться даже и теперь и то и дело вздрагивала, как это делал и Казан, – могла бы сразу догадаться, что именно он видел во сне.
А во сне он снова метался на своей цепи. Его челюсти стучали, точно стальные кастаньеты, и именно этот звук и разбудил его. Он вскочил на ноги ощетинил спину, точно щетку, и его обнаженные клыки ощетинились, точно ножи из слоновой кости. И он пробудился как раз вовремя. В палатке началось движение. Проснулся его хозяин, и если он сейчас не убежит, то…
Он тотчас же забился в самую гущу еловых ветвей и стал выжидать там, прижавшись к земле и скрытый от взоров, высунув из-под дерева одну только голову. Он знал, что его хозяин не пощадит его. Торп уже раз побил его за то, что он бросился на Мак-Криди, и только вмешательство молодой женщины спасло его от дальнейшего наказания. А теперь он, Казан, перегрыз этому Мак-Криди горло. Он лишил его жизни, и хозяин не простит ему этого ни за что. Даже сама женщина теперь уже не заступится за него.
Казану было досадно, что возвратился его хозяин, такой жалкий и весь в крови, после того, как он перегрыз горло Мак-Криди. Тогда бы Казан остался при этой женщине навсегда. Она любила бы его. Она ведь и так любила его. И он всюду следовал бы за ней, защищал бы ее всегда, и если бы понадобилось, то и отдал бы за нее жизнь. Но Торп возвратился из лесу, и теперь Казану нужно как можно скорее спасать свою шкуру, потому что Торп приготовит для него то же, что и остальные люди в подобных же случаях, то есть дубину, плеть и ту странную вещь, которая изрыгает огонь и убивает. И теперь…
