Генри Хаггард - Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада
— Кто тебе сказал? — удивилась Афина.
— Я знаю еще многое другое. Напрасно ты обманываешь меня, Афина!
Ханша побледнела.
— Кто мог сказать тебе? — прошептала она и обернулась к шаману. — Уж не ты ли, волшебник? Если ты, я узнаю это и отомщу тебе, не посмотрю на то, что в жилах наших течет одна кровь.
— Афина, Афина! — взмолился Симбри, — ты знаешь, что я ничего не говорил.
— Так, значит, это ты, старая обезьяна, — обратилась она ко мне. — Напрасно я тебя не убила. Но это дело поправимое!..
— Уж не думаешь ли ты, что я тоже волшебник? — спросил я.
— Да, я так думаю. Тебе покровительствует какая-то богиня, которая живет в огне.
— Если так, с нами шутить нельзя, Афина, — сказал я. — Отвечай же, что сказала Гезея на ваше извещение о нашем прибытии в страну?
— Слушай, — перебил нас Лео, — хочешь ты или не хочешь, а я пойду вопросить Оракула на Огненной горе. Посмотрим, кто сильнее, ты или Гезея.
— Ты непременно хочешь пойти туда? — засмеялась ханша. — Там ты найдешь огонь и только. Ты не встретишь прекрасного существа, которое могло бы очаровать тебя. Слушайте, странники, наша страна — земля чудес и тайн, непостижимых для пришельцев. Пока я жива, нога ваша не ступит на Гору. Лео Винцей, я знаю, что ты пришел сюда не для меня, как я о том мечтала, а для какого-то демона в образе женщины, которую ты никогда не найдешь. Довольно просьб. Не стану унижаться. Ты узнал слишком много. Подумай до завтрашнего дня о том, что я тебе предложила, и дай мне ответ, согласен ли ты быть моим и царствовать вместе со мной или же ты предпочитаешь умереть вместе со своим другом. Выбирай между моею любовью и местью! Я не позволю чужеземцу насмехаться надо мной!
Она говорила тихо. Слова ее срывались с уст, как капельки крови из раны. Наконец она замолчала. Никогда не забуду я этой сцены. Старый кудесник смотрел на всех нас своими выцветшими глазами, как ночная птица. Лицо ханши пылало гневом, взгляд ее — местью. Холодный, решительный Лео боролся с ней своей железной волей. А я, которого Афина ненавидела, стоял и ждал себе скорого приговора.
Но вот огонь лампы замигал. Где-то открылась дверь. Я увидел, что из темноты кто-то приближается к нам неслышной поступью. Это был хан. Войдя в полосу света, он дико захохотал. Жена взглянула не него. Я подивился хладнокровию этой женщины. На лице ее не отразилось ни страха, ни гнева.
— Что ты тут делаешь, Рассен? — спросила она. — Ты выслеживаешь меня? Ступай к своим придворным дамам и пей! Ты смеешься? Что тебя развеселило?
— Отчего смеюсь? Я только что слышал, как первая женщина в стране, гордая ханша, которая боится, чтобы придворные дамы не запятнали ее платье своим прикосновением, моя жена, которая, заметьте это, сама просила меня, чтобы я на ней женился, потому что я ее двоюродный брат и соперник по престолонаследованию, она предлагает себя безвестному страннику, который ненавидит ее и жаждет бежать от нес! Он отказал ей, как я не отказал бы последней женщине во дворце! — хан снова захохотал. — Слышал я также, что она называет меня сумасшедшим. Меня сделал сумасшедшим старый колдун Симбри, он влил отраву в мой кубок на свадебном пиру. Он дал мне зелья, которое меня отвратило от Афины, и я действительно ненавижу ее, я не выношу ее прикосновения, не могу находиться с нею в одной комнате… В воздухе вокруг нее пахнет колдовством. Кажется, и ты, рыжебородый, — обратился он к Лео, — чувствуешь то же? Ну так попроси у старой крысы любовного зелья, когда ты его выпьешь, Афина покажется тебе чистой, кроткой, прекрасной, и вы проведете несколько приятных месяцев. Не отвергай напитка, который тебе предлагают. Пей до дна! Только на следующий день ты почувствуешь, что он отравлен кровью мужа! — И безумный хан снова разразился хохотом.
Афина выслушала все эти оскорбления молча.
— Прошу прощения, — обратилась она к нам спокойно. — Вы пришли в порочную страну. И вот ее глава, ее цвет. Рассен, ты не уйдешь от своей судьбы, и я тут ни при чем. Когда-то очень короткое время мы были близки, но так давно… Теперь ты пресмыкаешься в моем доме, как змея. Если бы я хотела, отравленный кубок давно излечил бы твое безумие и заставил бы замолчать твое ядовитое жало. Пойдем, Симбри! Мне стыдно и горько.
Шаман подошел к ней.
— Слушай, Рассен, — сказал он хану. — Твоя мать — дурная женщина. Отца твоего никто, кроме меня, не знал. В ночь, когда ты родился, над Горой показалось пламя, и звезды померкли. Я был на твоей свадьбе. На свадебном пиру ты напился пьяным и обнимал распутную женщину. Ты правил, разоряя страну, опустошая ради своей забавы поля и пуская людей по миру. Но скоро ты будешь плавать в своей крови, ты развяжешь руки этой благородной женщине, твое место займет более достойный, у них появится потомство, и в стране воцарится мир.
Шаман говорил с горечью. Хан несколько раз пытался поразить его своим коротким мечом, но не сделал этого, не мог, он выносил обиду, как собака выносит удары хлыста своего господина. Мало-помалу он отступил в дальний угол комнаты и упал на пол, а Симбри взял Афину под руку, и они вышли. У порога массивной железной двери Симбри остановился.
— Хан Рассен, я тебя возвысил, теперь я тебя низвергаю. Вспомни мои слова, когда будешь плавать в своей крови!
Когда вдали замер звук шагов, хан, боязливо озираясь, выполз из своего угла.
— Ушли крысы? — спросил он.
Испуг отрезвил его, и рассудок вернулся к нему.
— Вы считаете меня трусом? — продолжал несчастный. — Да, я боюсь их обоих. Они отняли мою силу, мой разум своим колдовством. Я был когда-то могуч, благороден душою, владел половиной царства. Но я полюбил ее проклятую красоту. Она же искала возможность выйти за меня замуж и прислала ко мне сватом эту старую крысу. Я прекратил войну и женился на ханше. Лучше бы мне быть последним кухонным мужиком, чем войти в опочивальню царицы в качестве ее супруга. Но чем сильнее любил я, тем сильнее ненавидела она. Наконец, на свадебном пиру, она дала мне напиток, который отвратил меня от нее, но в то же время иссушил мой мозг ядом безумия.
— Если она тебя ненавидела, — спросил я, — почему она не отравила тебя насмерть?
— Из расчета. Ведь полцарства принадлежало мне. Кроме того, я был ей нужен. При моей жизни народ не мог заставить ее выйти замуж за другого. Она не женщина, а колдунья. Она хочет жить одна. Так думал я, по крайней мере до сегодняшней ночи, — при этих словах хан взглянул на Лео. — Она знала также, что я, хотя чуждаюсь ее, в душе все-таки люблю, ревную и могу защитить ее. Она нарочно натравила меня на человека, которого я недавно загнал своими собаками. Теперь я знаю, отчего она всегда казалась такой холодной. Она берегла пыл своей души, чтобы растопить лед твоего сердца.
