Эдгар Берроуз - Тарзан - приёмыш обезьяны
Однажды огромный негр, допившийся до белой горячки, терроризировал весь город, пока не забрел на свое горе на веранду гостиницы, где, небрежно облокотившись, сидел черноволосый французский гигант. Негр поднялся, размахивая ножом, по широким ступеням и набрел на компанию из четырех мужчин, которые, сидя за столиком, прихлебывали неизбежный абсент. Все четверо убежали со всех ног с испуганными криками, и тогда негр заметил Тарзана. Он с ревом набросился на обезьяну-человека, и множество глаз устремилось на Тарзана. Все были уверены, что гигантский негр зарежет бедного француза.
Тарзан встретил нападение с вызывающей улыбкой, словно стальной обруч охватил черную кисть руки с занесенным ножом. Одно мгновенное усилие — и рука повисла с переломанными костями. От боли и изумления чернокожий сразу же отрезвел, и когда Тарзан спокойно опустился в свое кресло, негр с пронзительным воплем кинулся со всех ног к своему родному поселку.
В другой раз Тарзан и д’Арно сидели за обедом с несколькими другими белыми. Речь зашла о львах и об охоте за львами. Насчет храбрости царя зверей мнения разделились. Некоторые утверждали, что лев — отъявленный трус, но все соглашались, что когда ночью около лагеря раздается рев монарха джунглей, то они испытывают чувство безопасности, только держась за скорострельные ружья.
Д’Арно и Тарзан заранее условились, что прошлое Тарзана должно сохраняться в тайне, и, кроме французского офицера, никто не знал о близком знакомстве Тарзана с лесными зверями.
— Мосье Тарзан еще не высказал своего мнения, — промолвил один из собеседников. — Человек с такими данными, как у него, и который провел, как я слышал, некоторое время в Африке, непременно должен был так или иначе столкнуться со львами, не так ли?
— Да, — сухо ответил Тарзан. — Столкнулся настолько, чтобы знать, что каждый из вас прав в своих суждениях о львах, которые вам повстречались, но с таким же успехом можно судить и о чернокожих по тому негру, который взбесился здесь на прошлой неделе, или решить сплеча, что все белые — трусы, встретив одного трусливого европейца. Среди низших пород, джентльмены, столько же индивидуальностей, сколько и среди нас самих. Сегодня вы можете натолкнуться на льва с более чем робким нравом — он убежит от вас. Завтра вы нарветесь на его дядю или даже на его братца-близнеца, и друзья ваши будут удивляться, почему вы не возвращаетесь из джунглей. Лично же я всегда заранее предполагаю, что лев свиреп, и всегда держусь настороже.
— Охота представляла бы немного удовольствия, — возразил первый говоривший, — если бы охотник боялся дичи, за которой охотится!
Д’Арно улыбнулся: Тарзан боится!
— Я не вполне понимаю, что вы хотите сказать словом страх, — заявил Тарзан. — Как и львы, страх тоже различен у различных людей. Но для меня единственное удовольствие охоты заключается в сознании, что дичь моя настолько же опасна для меня, насколько я сам опасен для нее. Если бы я отправился на охоту за львами с двумя скорострельными ружьями, с носильщиком и двадцатью загонщиками, мне думалось бы, что у льва слишком мало шансов, и мое удовольствие в охоте уменьшилось бы пропорционально увеличению моей безопасности.
— В таком случае остается предположить, что мосье Тарзан предпочел бы отправиться на охоту за львами нагишом и вооруженный одним лишь ножом? — рассмеялся говоривший раньше, добродушно, но с легким оттенком сарказма в тоне.
— И с веревкой, — добавил Тарзан.
Как раз в эту минуту глухое рычание льва донеслось из далеких джунглей, словно бросая вызов смельчаку, который решился бы выйти с ним на бой.
— Вот вам удобный случай, мосье Тарзан, — посмеялся француз.
— Я не голоден, — просто ответил Тарзан.
Все рассмеялись, за исключением д’Арно. Он один знал, насколько логична и серьезна эта причина в устах обезьяны-человека.
— Признайтесь, вы боялись бы, как побоялся бы каждый из нас, пойти сейчас в джунгли нагишом, вооруженный только ножом и веревкой, — сказал шутник.
— Нет, — ответил ему Тарзан. — Но глупец тот, кто совершает поступок без всякого основания.
— Пять тысяч франков — вот вам и основание, — сказал другой француз. — Бьюсь об заклад на эту сумму, что вы не сможете принести из джунглей льва при соблюдении упомянутых вами условий: нагишом и вооруженный ножом и веревкой.
Тарзан взглянул на д’Арно и утвердительно кивнул головой.
— Ставьте десять тысяч, — предложил д’Арно.
— Хорошо, — ответил тот.
Тарзан встал.
— Мне придется оставить свою одежду на краю селения, чтобы не идти нагишом по улицам, если я не вернусь до рассвета.
— Неужели вы пойдете сейчас? — воскликнул бившийся об заклад. — Ведь темно?
— Почему же нет? — спросил Тарзан. — Нума бродит по ночам, будет легче найти его.
— Нет, — заявил тот. — Я не хочу, чтобы ваша кровь была на моей совести. Достаточно риска, если вы пойдете днем.
— Я пойду сейчас! — возразил Тарзан и отправился в свою комнату за ножом и веревкой.
Все остальные проводили его до опушки джунглей, где он оставил одежду в маленьком амбаре.
Но когда он собрался вступить в темноту низких зарослей, они попытались отговорить его, и тот, кто бился об заклад, больше всех настаивал, чтобы Тарзан отказался от безумной затеи.
— Я буду считать, что вы выиграли, — сказал он, — и десять тысяч франков ваши, если вы откажетесь от этого сумасшедшего предприятия, оно обязательно кончится вашей гибелью.
Тарзан только засмеялся, и через мгновение джунгли поглотили его.
Сопровождавшие постояли молча несколько минут и затем медленно пошли назад, на веранду отеля.
Не успел Тарзан войти в джунгли, как взобрался на деревья и с чувством ликующей свободы помчался по лесным ветвям.
Вот это-жизнь! Ах, как он ее любит! Цивилизация не имеет ничего подобного в своем узком и ограниченном кругу, сдавленном со всех сторон всевозможными условностями и границами. Даже одежда была помехой и неудобством. Наконец он свободен! Он не понимал до этого, каким пленником был целый месяц! Как хорошо было бы вернуться назад к берегу и двинуться на юг к своим джунглям, к хижине у бухты!
Он издали почуял запах Нумы, потому что шел против ветра. Его острый слух уловил знакомый звук мягких лап и трение огромного, покрытого мехом тела о низкий кустарник.
Тарзан спокойно перепрыгнул по веткам над ничего не подозревавшим зверем и выслеживал его, пока не добрался до небольшой поляны, освещенной лунным светом. Когда быстрая петля обвила и сдавила бурое горло, как в былые времена, Тарзан затянул конец веревки за крепкий сук, и пока зверь боролся за свободу и рвал когтями воздух, Тарзан спрыгнул на землю позади него. Вскочив на его большую спину, он вонзил раз десять длинное узкое лезвие в свирепое сердце льва. Поставив ногу на труп Нумы, он громко издал ужасный победный клич своего дикого племени.
