Василий Гузик - Не выходя из боя
Танкист, стоявший на часах у двери избы, увидев меня, вытянулся, приветствуя, и пропустил без слов. На лавке сидели два молодых лейтенанта — командиры танков. У одного из них в руке ТТ, и в такт своим словам он постукивал им по столу. Перед ними стоял немецкий майор и пытался ответить:
— Не знаю я, где штаб дивизии сейчас, с танкистами я не был связан. Три дня блуждаю и не знаю, где не только штабы, но и где мой собственный батальон. Прошу вас, доложите обо мне командованию.
— Сейчас я доложу… пулю тебе в лоб, — продолжал кричать лейтенант.
Немецкий майор говорил на чистом русском языке, без акцента. Пожилой, лет 55, с правильными чертами лица, холеный, волосы светлые, редкие, но ни одного седого. Чуть располневшую фигуру облегает добротная шинель.
— В чем дело, лейтенант Зеленов? — спрашиваю у танкиста. Он вскакивает и чуть сбивчиво, но довольно точно докладывает, как все было.
За ночь танкисты отремонтировали машину, но с рассветом видимость не улучшилась, все закрылось завесой густого тумана. Чтобы не заблудиться, экипажи решили переждать и легли отдыхать в ближайшей избе. Стрелок остался охранять, походил вокруг танков и прислонился к одному из них, чтобы закурить. Вдруг со стороны леса послышался шорох. «Возможно, опять коровы блуждают, вчера тут появлялись», — подумал часовой, но сам из предосторожности спрятался за танк и стал наблюдать. Ничего не было видно.
— Никак деревня какая-то, — услышал он полушепот.
«Неужели пехота наша подоспела», — предположил часовой. Стал прислушиваться. Шаги затихли где-то близко.
— Это же избушка, господин майор!
— Да, по карте здесь значится деревня. Значит, отдохнем. Надеюсь, русские еще далеко…
«Немцы, власовцы» — сообразил часовой и приготовился к бою. В это время показались они сами — три едва различимые фигуры.
«Надо поднять своих!» — решил часовой и, дав очередь из автомата, скомандовал:
— Руки вверх! Бросить оружие!
Из избушки выбежали товарищи. Опешившие вначале фашисты попытались сопротивляться, но двоих из них сразу уложили. Офицер сдался. У него-то и добивался лейтенант показаний. Документы, извлеченные из карманов и сумки майора, он протянул мне. Я сказал, что забираю майора. Зеленов не возражал.
Рассвело. Я сообщил танкистам о примерном местонахождении их батальона, они уехали, а сам приступил к допросу вражеского офицера.
Что-то мне показалось знакомым в чертах его лица, в широко открытых голубых глазах. Продолжая рассматривать, предложил ему снять шинель, присесть, предложил закурить.
— Фамилия? — спросил я.
— Вислов. Александр Дмитриевич Вислов.
Мне сразу вспомнился Киев, шикарно обставленная квартира и фотокарточки. Вот он какой, Вислов!
— Я вас знаю, Вислов.
— Да, я предполагал, что чекисты меня разыскивают. Отпираться нет смысла, мои документы в ваших руках. Да, я тот самый, о котором, видимо, донесли бывшие мои ученики из разведшколы.
В это время один из сопровождавших меня солдат доложил, что чай готов. Я приказал подать два стакана.
— Пейте, — предложил я пленному.
— Благодарю. Представьте себе, двадцать пять лет мотаюсь по Европе, а русский чай близок сердцу и сейчас. И обычаи русские, гостеприимство…
— Но все это вы добровольно сменили на все фашистское.
— Что мне оставалось делать? История выбросила меня за борт…
Я прервал майора и предложил сначала рассказать, что ему известно о дислокации немецких войск, и разложил карту. То, что рассказал майор, в основном подтверждалось нашими разведданными. Некоторые его сведения устарели — он сам оговаривал это, объясняя отсутствием у него свежей информации. Я позаботился, чтобы полученные данные были переданы в штаб, и продолжил допрос.
Записав вместе с приехавшим со мной следователем первые показания Вислова, я позвонил начальнику контрразведки армии и доложил о задержании известного по нашему списку вражеского разведчика. Телефон несколько минут молчал. Начальник, видимо, перелистывал список, в котором значился разведчик.
— Это правда? — переспросил он, возобновив разговор.
Я подтвердил.
— Немедленно доставить к нам. Обеспечьте усиленную охрану, — приказал полковник.
Я стал объяснять, что кругом, даже позади нас, фашисты, наша пехота еще не подошла, есть опасность наскочить на врага.
— Это уже ваша забота, как обеспечить доставку, но он к утру должен быть у нас, — услышал я в ответ.
С Висловым и несколькими автоматчиками я сел в бронетранспортер. Нас сопровождала охрана — пулеметчики и отделение солдат с автоматами и гранатами. До штаба доехали благополучно.
Познакомившись с нашим протоколом допроса, начальник контрразведки армии приказал привести Вислова. Обычно строгий и сухой, на этот раз он назвал меня по имени и отчеству и предложил согреться чаем. Однако, поблагодарив, я отказался, сказал, что спешу, задерживаться нельзя — могу отстать от своих танкистов. Полковник удерживать не стал.
В соседней комнате, служившей приемной, офицеры отдела горячо поздравили меня с удачей — задержанием опасного врага.
Перед уходом я взглянул на Вислова. Тот был спокоен, обернулся в мою сторону и негромко сказал:
— Полагаю, майор, меня сейчас не расстреляют: знаю я очень много…
Пожалуй, Вислов был прав. Действительно он должен был знать много. Должен помнить подлинные и вымышленные фамилии выпускников руководимой им разведшколы, знать, куда они были заброшены. Возможно, знает об осевшей в нашей стране немецкой агентуре. И выдаст он все это не сразу, а постепенно, малыми порциями.
Спустя недели две во время очередного доклада в штабе армии я спросил полковника, какие показания дал Вислов.
— Мы его и допросить-то толком не успели, забрали в отдел фронта, а там — в Москву.
Через год по окончании войны я вернулся на родную Волгу, стал работать начальником городского отдела государственной безопасности в Куйбышеве. И тут повстречал приехавшего откуда-то из-под Москвы молодого полковника. Мы с ним разговорились. Я вспомнил эпизод с задержанием Вислова.
— Позволь, позволь, — перебил меня полковник, — это какой Вислов?
Я рассказал. Оказывается, Вислов дал много ценных показаний, которые помогли следователям разоблачать немецких агентов — выпускников школы.
Но справедливая кара не миновала Вислова.
Генерал-майор в отставке К. Фирсанов
ШУМЕЛ СУРОВО БРЯНСКИЙ ЛЕС…
Тревожным было лето 1941 года. В Европе бушевала война. Она неумолимо приближалась к рубежам нашей Родины, ее грозовые тучи густо нависли над границей, угрожая каждую минуту обрушить на нее смертоносный ливень. Все мы понимали, что война близка, неминуема, и даже успокоительные сообщения ТАСС не могли заглушить нарастающего чувства тревоги.
