Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 5
«Лишилась дара речи»… Лоуренсу хотелось заключить лицо Хоро в рамочку и поместить такую подпись.
— Т-ты разве не помнишь, чего я так страшилась?
— Слишком неловкая тема. Не могу сейчас говорить об этом.
Хоро стукнула его по лицу — в точности туда, куда Ив ударила рукоятью секача. Боль была настолько сильной, что Лоуренс свалился со стула.
Хоро безжалостно втащила его обратно.
— И даже зная это, ты приплелся сюда, ко мне, Мудрой волчице из Йойтсу? Чего ты хочешь? Что тебе надо? Скажи мне! Проклятье, просто скажи!
Лоуренс припомнил, когда прежде он видел ее в такой ярости.
Тогда Лоуренс тоже был избит, лишился всего и стоял на пороге смерти.
Хоро тогда вмешалась, чтобы помочь ему выпутаться.
А теперь?
Он был ограблен, он был ранен, но все же ему удалось выкарабкаться, да при этом еще и обезопасить Хоро… почему бы ей не взглянуть на все под таким углом?
Если же нет — слова, которые Хоро ожидала услышать от него, были очевидны.
Она хотела расстаться с ним здесь, в этом городе, расстаться с улыбками на устах.
— Твое… волчье обличье.
Хоро кивнула, оскалив клыки.
— Предоставь все мне. Ты станешь настоящим городским торговцем благодаря встрече со мной. Мы сможем закончить эту историю с улыбками на лице. Да будет так! — и она потянулась к висящему на шее мешочку с зернами пшеницы.
Лоуренс смотрел на нее, улыбаясь.
— В чем де-…
Лоуренс не дал ей закончить фразу.
— Ты думала, я хочу попросить тебя принять волчье обличье, чтобы вернуть деньги?
Лоуренс притянул Хоро к себе в объятия. Раздался звук чего-то рассыпающегося — несомненно, пшеничных зерен по полу.
Возможно, среди зерен было и несколько слезинок, но Лоуренс отмел эту мысль как тщетное мечтание.
— То, что делает Ив, равносильно самоубийству. Если Церковь об этом узнает, наши жизни тоже будут в опасности. Мы должны покинуть город до того, как беспорядки прекратятся.
— !..
Хоро попыталась вывернуться из его объятий, но Лоуренс удержал ее и продолжил говорить так спокойно, как только мог.
— Я не разглядел истинную натуру Ив. Она одержима деньгами. Для нее ради денег даже собственную жизнь отбросить — пара пустяков. Но подобную сделку никаким количеством жизней не насытишь.
— А какую сделку собираешься предпринять ты? — спросила Хоро. Она вновь попыталась вырваться от Лоуренса, но в конце концов сдалась.
— Если проходишь по опасному мосту, одного раза вполне достаточно.
— …
Там, в деревне Пасро, когда Хоро залезла к Лоуренсу в повозку, у нее не было нужды путешествовать обязательно вместе с ним. Она вполне могла украсть его одежду, забрать пшеницу и без особых проблем справиться самостоятельно.
Если бы она всегда верила, что сближение с другим ведет всегда к одному лишь отчаянию, если бы она искренне страшилась этого — она бы не заговорила с Лоуренсом, как бы сильно ни жаждала компании.
Собака, обжегшаяся об очаг, всегда будет его бояться.
Вновь и вновь в очаг лезут лишь те, кто верит, что там их ждут жареные каштаны, и кто не в силах забыть их сладкий вкус.
Даже если впереди лежат неисчислимые невзгоды, даже если там нет ничего вообще, Лоуренс должен был протянуть вперед руку. Просто должен был.
Он должен был увидеть.
Он должен был увидеть, что ждет там, в конце всего.
Когда Ив ударила Лоуренса, он рассмеялся от унижения. Он смеялся, как девочка.
Лоуренс был еще слишком молод, чтобы становиться отшельником.
Он положил руку на затылок Хоро; голова волчицы дернулась.
Становиться ближе друг к другу, чем они уже есть, — конечно же, неверное решение. Хоро в этом отношении права, подумал Лоуренс.
Конец обязательно наступит, и оставаться как они есть сейчас — не самый мудрый выход.
И все же Лоуренс продолжил обнимать Хоро. А затем –
— Я люблю тебя.
Он мягко, едва прикоснувшись, поцеловал ее в щеку.
Хоро застыла, потом заглянула Лоуренсу прямо в глаза — их лбы почти касались. На ее лице медленно проступил гнев.
— Да что ты вообще обо мне знаешь?
— Немногое. И я не знаю, к правильному ли решению тебя привели столетия, которые ты прожила. Но одно я знаю точно.
Ему казалось, что он вот-вот растворится в этих янтарных с красноватым отливом глазах.
Конечно же, он умрет раньше нее, и то, что он будет стариться, означает, что и его взгляды будут меняться быстрее.
Для Лоуренса радость угаснет раньше.
И тем не менее он не хотел отпускать Хоро.
— От одного лишь желания, чтобы ты стала моей, это, может, и не произойдет. Но если я не буду этого желать, ты никогда моей не станешь.
Хоро опустила глаза, потом яростно задергалась и наконец высвободилась из объятий Лоуренса.
Ее хвост распушился, уши стояли торчком от распирающей ее ярости.
Однако волчье обличье она принимать не стала. Ее по-прежнему человеческие глаза сердито сверлили Лоуренса.
— Ив гонится за прибылью, хоть это и ставит под угрозу ее собственную жизнь. Но когда она получает то, чего хочет, оно исчезает. Это урок, который и я должен усвоить как торговец. Можно назвать это зеркалом. Я подумал, что должен попытаться стать больше похожим на нее, — без тени смущения закончил Лоуренс и откашлялся.
Потом он нагнулся, чтобы собрать закатившиеся под стул зерна пшеницы.
Хоро стояла, точно примороженная.
Стояла, глядя куда-то в пространство.
Когда капли начали падать на пол рядом с зернами пшеницы, Лоуренс поднял голову.
— Дурень… — выдавила Хоро, вытирая слезы одной рукой. Слезы выступали на глазах одна за другой, а она продолжала вытирать.
Лоуренс протянул к свободной руке Хоро заново наполненный мешочек с пшеницей; она его ухватила.
— Ты серьезно насчет всего этого, серьезно? — на ее лице появилась улыбка, о которой, казалось, она сама не подозревала.
— Когда настанет время, мы расстанемся улыбаясь. Бесконечного путешествия просто не бывает. Но –
Слезы продолжали капать, но сейчас казалось, что Хоро больше плачет над тем, какое печальное зрелище она собой являет, нежели над чем-то еще.
Даже человеческие девушки редко выглядят столь неприглядно.
Лоуренс улыбнулся.
— Но сейчас — мне не кажется, что прямо сейчас мы можем расстаться улыбаясь. Только и всего.
Хоро кивнула на слова Лоуренса и утерла слезы.
— Кстати, а почему ты так плохо думаешь о будущем? — поинтересовался Лоуренс.
Должен же быть какой-то резон.
Конечно, прожитые ею годы могли принести с собой немало причин для ее нынешней робости.
