Тень (СИ) - Шмыров Виктор Александрович

Вот она, злая ирония. Пращур строил на века, для будущих поколений Олиных, а теперь туристы щелкают, чтобы крутить слайды охающим от умиления друзьям, а правнук рядом стоит, под чужим именем скрывается. Но ничего, у прадеда были свои хоромы, у правнука — свои. У прадеда свое время, у правнука — свое! Олинский дух неистребим! Олинский? Вадим Николаевич и забыл давно, что он тоже Олин, а не Поликарпов, если б не золото это, так и не вспомнил бы никогда, умер Поликарповым.

Тогда, после разгрома банды Зубра, дорога осталась одна. Не сразу он это понял, метался — сначала по лесам, в поисках уцелевших схронов «Белой армии освобождения», созданной перед отступлением коллегами из СС, и таких же, отбившихся одиночек вервольфов-оборотней, проскользнувших сквозь ячейки не туго еще натянутой СМЕРШем сети, потом, не найдя ни того ни другого, — по городам и местечкам Западной Украины, боясь сунуться на возможно уже проваленные и в западни превращенные явки старой агентуры, не веря всегда надежным, в кабинетах родного ведомства изготовленным документам. Понял: нужно отлежаться, затихнуть, затаиться, время выждать. Но не просто это оказалось в близких к границам послевоенных городах: патрули, проверки, облавы...

Перебрался в Белоруссию. Под видом вернувшегося из Румынии довоенного эмигранта пристроился в одном из монастырей, где, знал точно, настоятель сотрудничал с его «фирмой» в былые годы, припугнул его и, схоронившись, стал ждать. Потом понял, что и здесь бесполезно отсиживаться — хоть и спрятан монастырь среди болот, окрепшие местные власти стали проявлять все больший интерес к его послушникам и старцам. Уходить тоже, казалось, некуда. Война давно кончилась. В Германии союзные войска, до Франции не добраться, да и там тоже в то время охотились за такими, как он. Путь остался один — подальше от этих опасных мест, на восток, в центр страны, на Урал, или еще дальше, в Сибирь, туда, где можно спрятаться, подозрений не вызывая, среди демобилизованных, эвакуированных, сорванных войной с отчих мест людей. Вот тут-то и встретился ему на Лунинецком вокзале отчаявшийся в поисках и запивший с горя Поликарпов...

Так и оказался в Свердловске. Сначала считал — ненадолго. Даже устроился на железную дорогу, в охрану, думая этот канал и использовать, когда уходить время придет. Тут и встретились, попались ему на грабеже дурном, но дерзком те жлобы. Рвань. Дезертиры да бандюги, не лучше, чем у Зубра. Обломал он их быстро. Обломал и приструнил. Тогда впервые и мелькнуло: а стоит ли вообще уходить? Куда? Зачем? С умом всюду прожить можно, а с его выучкой!

Потом, когда повернулось здесь все так неожиданно, когда и здесь деньги большой силой стали, и так легко порой шли к тем, кто не слишком обременял себя сомнениями, когда сыпались эти деньги легко и охотно во все прорехи не шибко как скроенной и сшитой экономики, когда большими деньгами затыкать дыры в ней начали — совсем вольно стало: большие и легкие деньги и брать и отбирать легко!

— На фамильном гербе Олиных изображен бегущий олень, как и на гербе города...

Тучи все плотнее заволакивали небо, прижимали его низко к земле. Один из туристов, нацеливаясь объективом на кованую решетку подвального оконца, то отступая, то приближаясь к дому, пританцовывая бочком, склонился рядом с Поликарповым, буркнув:

— Извините.

Вадим Николаевич отступил на шаг.

— Еще раз извините, ради бога, — сказал тот, выпрямляясь, и спросил:

— Хорошо построил предок, Александр Николаевич?

Дыхание перехватило.

Это был не страх. Вадим Николаевич давно свыкся с мыслью, что все для него может кончиться разом. Располагает-то господь... Хоть и просчитывал многократно каждую операцию, однако сфера деятельности за последние годы так разрослась... Но с этой стороны он удара не ждал. Если Хозяина лично знали сейчас пятеро, если из живущих двое звали его когда-то Тенью, то знать о том, что Вадим Николаевич Поликарпов был Александром Николаевичем Олиным, не мог никто. Ни одна душа!

Он быстро справился с собой. Мгновенной растерянности не мог заметить даже этот, с фотоаппаратом. Повернулся медленно и значительно всем корпусом:

— Вы мне?

— Вам, гражданин Поликарпов.

Он махнул рукой, и уазик, стоявший на углу следующего квартала, тут же сорвался с места и помчался к ним. «Турист» достал из кармана удостоверение и представился:

— Капитан Колесниченко, комитет государственной безопасности.

Второй, постарше, стоял с другой стороны.

— Вам придется проехать с нами.

— Куда? Куда?! Почему? — еще автоматически, изображая негодование, пытался протестовать он. — А машина?

— За машиной присмотрят.

Мною, старшим экспертом-криминалистом ВНИИСЭ, кандидатом химических наук Крыловой К. Н., совместно со старшим научным сотрудником Московского горного института, доктором геолого-минералогических наук Трофимовым В. А., была произведена экспертиза золота. Перед экспертизой были поставлены вопросы: 1. Аналогичен ли физико-химический состав золотого самородка и золотого песка? 2. К какому геологическому региону может быть отнесено представленное на экспертизу золото? 3. Могло ли данное золото быть обнаружено в бассейне р. Вишеры?

В результате проведения атомно-абсорбционного и эмиссионно-спектрального анализов образцов представленного на экспертизу золота установлено следующее: по физико-химическим свойствам золото имеет примеси металлов, не характерные для Западного Урала; физико-химический состав самородного золота и песка аналогичен. Определить регион происхождения данного золота без дополнительных исследований не представляется возможным. Таблицы анализов прилагаются.

1 августа 1974 г.

Гром грянул, когда уазик подкатил к дверям райотдела.

Клубящаяся, черная, взвихренная туча, обложившая кругом город, заткавшая все видимое пространство набрякшей рыхлой плотью, ударила вдруг в слепой ярости ломаной тысячерукой ветвистой молнией, метнула ее дротиком в теплое и мягкое тело земли, разорвав, раздергав холстину грязного неба на множество опаленных по краям лоскутьев, обвалила раскатистым треском и грохотом небесный свод вниз.

Замерло все на несколько тягостных мгновений, оглохло, ослепло под яростным натиском, ухнуло в первозданный мрак и тишину, исполнилось щемящим ожиданием беды и тоски.

Но из разорванной тучи хлынули разом на все испуганное внизу веселые и быстрые струи, застучали долгожданным перебором крупных капель по тесу и железу древних кровель, заскользили блестящими лентами к краям скатов, зажурчали взвинченными водоворотами в запевших тонко и высоко трубах, хлынули вспененные на землю и, резвясь и кувыркаясь, покатились тротуарами, улицами, канавами старого города, свиваясь и сплетаясь, превращаясь в ручейки, в ручьи, влагой напитывая иссохшую, истрескавшуюся землю, смывая и унося в мутных своих струях весь накопившийся сор и дрянь.

А вскоре снова вспыхнуло солнце. Омытое, как и земля, коснулось ласковыми лучами, пробившимися сквозь редеющую ткань тучи, встревоженной земли, травы, вековых стен, преломилось в каждой сверкающей капельке, заискрилось, засверкало нарядно и празднично, разбрызгивая вокруг тепло и радость.

Старая туча, вылившаяся и облегченная, поднялась вверх, освобождая место простору неба и свежему озонному ветерку, качнувшись, стронулась с места и поплыла дальше, на восток, к темной гряде гор, торжественному Полюд-камню. Пройдя долинами Вишеры и Кутая, поднялась в потоках теплого воздуха еще выше, тяжело перевалила через хребет и, набирая снова тяжелую влагу и громовую мощь, поплыла тихо в Зауралье и Сибирь, откуда принес некогда гулящий человек Тимоха Сычев свое грязное, столько бед понаделавшее, невесть где сысканное золото...