Коллектив авторов - Приключения 1972-1973
– Я допрашивал по делу Мальцева ее тетку – проходила как свидетель, – обстоятельно и уже не волнуясь, пояснил Селезнев, – она прямо сказала, что хоть сейчас и портниха, но сама дворянского происхождения. Даже, понимаешь, гордость этим проявляла. Тогда я вспомнил и спросил про самого Шевича, отца этой гражданки. Ну, и, конечно, он тоже дворянин. И теперь я обращаюсь к президиуму с просьбой проголосовать: может ли оставаться в нашем учреждении классово чуждый элемент?
Все молчали, а Таня все стояла впереди президиума и смотрела перед собой. Уже не в зал, а только перед собой.
– Прошу проголосовать! – настойчиво сказал Селезнев.
Клейн встал.
– Кто за то, чтобы гражданку Шевич вычистить из наших рядов как классово чуждый элемент?
Таня оглянулась на него с таким детским ужасом, что у Климова все оборвалось внутри. Вот так, должно быть, смотрела Красная Шапочка, когда вместо бабушки вдруг волк…
– Товарищи, – сказал Селезнев, яростно обводя глазами ряды, – сейчас не время миндальничать. Скрыла одно, потом скроет другое. Мы – розыск, и мы не имеем права, – он почти кричал, – не имеем права терять бдительность!
Таня стала спускаться по ступенькам, не ожидая, пока проголосуют.
– Кто за? – спросил Клейн и посмотрел в зал. И Селезнев тоже смотрел в зал. И Клыч.
Большинство подняло руки. И тогда, чуть замедленно, поднял руку Клейн. И только Клыч в президиуме не поднял руки.
– Кто против? – спросил Клейн, а Таня уже выходила.
Климов кинулся за ней, начал говорить что‑то, она только взглянула – и он осекся, только повела плечом – и он отстал. А ведь тогда, на вечеринке, он поцеловал ее. Поцеловал, вобрал в себя трепет ее близкого тела, вдохнул ее запах, нежный, юный девичий запах…
Теперь это все не имело значения. Теперь для нее он был один из тех, из непонявших, из бывших друзей, в одно мгновенье, из‑за одного слова ставших врагами…
…Стас дернул его за руку, и он очнулся. – Учудим штуку, – шептал, глядя на танцующих, Стас, – выгорит – можем выйти на Красавца.
– Нарушаешь конспирацию, – с трудом возвращаясь в действительность, проговорил Климов.
– Плевать, – Стас проследил загоревшимися глазами за вытекающей в двери публикой. – Во втором буфете сидит Куцый. Пьян в лоскуты. Если ему польстить, он должен про Кота что‑нибудь брякнуть. Не любит шпана конкуренции, а рядом с Котом он – дохлая крыса. Точно говорю, надо попробовать его на эту наживку, а?
Климов встряхнулся. Дело есть дело. План был хорош. Особенно с учетом того, что говорил ему днем Афоня.
– А как подсесть?
– Нас тут один тип подсадит.
Климов согласился.
Издалека улыбался золотыми зубами незнакомый разодетый парень. Стас шепнул ему пару слов, и тот закивал головой.
Во втором буфете стоял галдеж, перекрыть который можно было лишь из трехдюймовки. Один столик был почти свободен. За ним сидел низкорослый крепыш с русым чубчиком и пьяно смотрел перед собой. За Куцым шло подозрение в трех убийствах, но доказать ничего было нельзя, и розыск ждал своего часа. Новый знакомый Стаса кинулся к буфету, волчком ввернулся в толпу, окриком закрыл какому‑то возмущенному студенту рот. И через минуту вел уже Стаса и Климова к столу, за которым сидел Куцый.
Климов повернул голову влево – неведомая сила заставила его сделать это, – за столом в компании нескольких мужчин и девиц сидела Таня. Ее партнер расставлял по столу бутылки, около вертелся официант с салфетками, вилками и ложками. Во втором буфете трудно было дождаться официанта, действовали в основном сами посетители, и, если официант оказывался у столика, это была большая честь, свидетельствующая либо о высоком положении кого‑то из сидевших, либо о немалом его капитале.
Стас подтолкнул Климова к столу. Он сел, продолжая чувствовать Танин напряженный и какой‑то вызывающий взгляд.
– Куцый, – говорил сверлящим голосом знакомый Стаса, – знакомься: свои ребята. По одному делу мокрели год назад.
– Водка есть? – спросил Куцый, с трудом раздирая веки. Серые глаза его не глядели, в них плавала дымка. Тоска и тупость были во взгляде Куцего.
– Куцый, – сказал златозубый, – ты готов? Или для смазки?
– Для смазки, – промычал Куцый, и слюна повисла в углах рта.
– Принес, – златозубый разлил по рюмкам.
Куцый выпил и уронил голову на руки.
Златозубый угодливо заулыбался обоим:
– Перебрал братуха!
Куцый поднял голову, разлепил веки и сказал трезвым голосом:
– Брысь!
Златозубый секунду всматривался в него и вдруг исчез.
– Дело ко мне? – спросил Куцый. Взгляд у него был дымчатый, но слюна у рта исчезла.
Климов сосредоточился. Взгляд от столика слева тревожил его, но он уже мог соображать.
– Куцый, – сказал он, – Кот пришил нашего человека. Хотим взять за него.
Куцый отвел взгляд и опять упал головой в локти. Стас и Климов молча ждали. Похоже, он был все же пьян. Куцый опять выпрямился, глаза его были трезвы.
– Вы? – спросил он. – Хипесники, вы хотите взять с Кота! Не заставляйте меня улыбаться.
– Куцый, – настойчиво сказал Климов, – ты нас не знаешь, мы сюда двое суток назад залетели…
– Одесса‑мама? – совсем уже дремотным языком пробормотал Куцый.
– Ростов‑папа!
– Уважаю! – сказал Куцый и очнулся. Он внимательно оглядел обоих и одобрил. – Этот, – сказал он, глядя на Стаса, – этот вообще. Не похож… Мне бы таких парочку. А то за версту разит феней…
– Куцый, – сказал Климов, – мы хотим взять с Кота, сведи нас с его ребятами.
– Не, – сказал Куцый и помотал головой. Снова на подбородок сползла слюна. – Без пользы дело. С Кота не возьмете.
– Кончай шуршать с шестеркой! – вдруг вмешался Стас. – Трухает, не видишь? Они тут все перед ним задом вертят.
Куцый снова открыл полный ясности взгляд и сказал:
– Пережали, менты! Узнал я вас. Пережали.
Климов хотел было уже встать, но Стас наклонился и что‑то шепнул Куцему. Тот коротко поглядел на него, потом уставился в стол.
– Пусть этот ушлепает, – сказал он.
Климов покорно встал и, протолкавшись, вышел в дверь. У двери его поймал пьяный Филин.
– Климов! – раскрыл он ручищи. – Витя! Хоро‑шо!
– Куда уж лучше, – Климов с трудом высвободился из его объятий.
– Климов! – кричал Филин, толкая его в грудь. – Хо‑ро‑шо!
В это время Климов увидел высокую девушку, светловолосую, с траурно выделяющимися на белом лице черными ресницами, и рядом с ней златозубого. «Это же Клембовская, – успел подумать он. – Что она делает тут с этим типом?»
– Климов! – орал, восторженно обнимая его, Филин. – Хо‑ро‑шо!
Вдруг рука Филина слетела с плеча Климова, и перед ним встала черноволосая подруга Филина. На галочьем лице цвела наркотическая улыбка.
