Виктор Егоров - На железном ветру
Он понял жуткий смысл этой лужицы, и оттого, что понял, все окружающее — и низко висевшее над крышами солнце, и длинные тени от печных труб, и мирный привычный шум города, в котором переплетались цокот лошадиных копыт по мостовой, звонки трамваев, голоса гуляющих, — все это вдруг потеряло смысл. Поль... Десять минут назад вошел он вместе с Михаилом в лавку Мешади Аббаса... Вошел, полный сил и жизни... А сегодня в купальне... Вылез из воды весь красный, в пупырышках, глаза сияют: «Ай, хар-рашо-о!» Сегодня ли это было? И было ли вообще? Но вот браунинг. И стихи...
Вспомним молодости
Лихие годы,
Вспомним жизнь
На железном ветру...
Вспомним... Но как же ты вспомнишь?
— Поль! Поль! По-оль!!
Он упал перед другом на колени и начал тормошить его, не веря в смерть, не желая верить, потому что сам чудом ее избежал.
— Не надо, — рука Ибрагима опустилась ему на плечо. — Не надо, Миша, он мертв.
— А Лавру хин? Где эта сво-о-лочь? — отчаянно закричал Михаил, вскакивая на ноги и озираясь.
Ибрагим отвел глаза от его мокрого лица.
22
Это были тяжелые два дня.
Кумачовый гроб с телом Поля стоял в клубе. В зале, где проходили комсомольские собрания, где еще недавно товарищи Поля танцевали под музыку, которую он, в качестве добровольного тапера, ухитрялся извлекать из параличного пианино. Через каждый час сменялся почетный караул. В тишине слышался иногда шепот входящих сотрудников да скрип половиц. По обе стороны гроба сидели родители Поля, пожилые интеллигентные люди. Они не рыдали, не рвали на себе волосы, они лишь молча всматривались в заострившееся восковое лицо сына, совсем мальчишеское лицо.
Для Михаила эти дни прошли как в тумане. Он видел заплаканные опухшие глаза Симы и равнодушно отметил: «Да, да, они же любили друг друга». Выслушал упрек Феди Лосева: «Зачем вас понесло вдвоем в это осиное гнездо?» — и оставил упрек без ответа. Как-то машинально рассказал обо всем, что произошло в опиумокурильне, Холодкову и Мельникову, передал им фото, где Лаврухин снят вместе с Зиной. И слова Мельникова: «Крепись — мы на войне» — показались ему. пустыми и ненужными. Будто меняет дело то, что поэт Павел Кузовлев — Поль Велуа погиб на войне, а не на празднике.
Впервые смерть предстала перед Михаилом как нечто возможное, реальное. Вместе с человеком смерть уничтожала его мечту, будущие прекрасные поступки, заложенные в возможностях. Поль не поедет в Москву, не увидит Маяковского, не сочинит больше ни строчки стихов. Это было самое страшное, с этим невозможно было примириться, но правда есть правда, и человеческая воля против нее бессильна. Бессилие перед лицом смерти, ее необратимость, невозможность вернуть время к тому моменту, когда они с Полем подходили к дверям лавки, — вот что мучило его и казалось вопиющей несправедливостью. Лишь теперь для него открылось все легкомыслие и вздорность его поведения в тот вечер, его непременное желание взять Лаврухина немедленно, вдвоем с Полем. Смерть не шутит, она только и ждет оплошности со стороны человека и времени на исправление ошибок не дает. И сам-то он, Михаил Донцов, не лежит сейчас в гробу рядом с Полем только по счастливой случайности, вернее, собственной счастливой оплошности, как это ни странно звучит.
Похоронили Поля на кладбище, расположенном на горе[13]. Отсюда открывался вид на город, на бухту, на морские дали.
У открытой могилы произносили речи. Говорили Мельников, Холодков, Костя Спиридонов. Потом — как-то само собою получилось — выступил вперед Михаил. Из-под ног осыпалась глина. Ярко сияли на солнце трубы оркестра. Поблескивали штыки выстроенного поодаль взвода красноармейцев. Ветер чуть шевелил каштановые волосы Поля. Михаил с трудом разлепил губы:
— Поль... Враг, убивший тебя... не уйдет... Мы всех врагов, Поль... Будут цветущие сады... Я клянусь, Поль...
Горло перехватило, будто удавкой, Михаил круто повернулся, пошел прочь, слепо натыкаясь на людей.
Зазвучала траурная музыка. Послышался жалобный вскрик матери. Потом рванули залпы прощального салюта.
И вместо живого Поля на земле осталась мраморная плита с высеченной надписью:
Павел Андреевич Кузовлев-Велуа.
Погиб от руки врагов Советской власти,
4.IV-1921 года.
А внизу, как и два дня назад, жил, шумел город, расчерченный глубокими голубыми тенями.
23
Миновало около двух недель. Поиски Лаврухина ни к чему не привели. Не удалось напасть на его след. Рза-Кули умер в больнице от ран. Пули, выпущенные Велуа, прошили ему грудь. Его подручные знали мало. Гасан Нуралиев на допросах молчал, да и вряд ли он знал больше. Вскоре удалось арестовать кочи Джафара. Этот бандит, одетый, как дипломат, признал, что за солидное вознаграждение собирался устроить Лаврухину побег за границу морем. Но контрабандисты, которые должны были осуществить замысел, избежали ареста, вовремя предупрежденные о провале кочи.
Лавка Мешади Аббаса была опечатана, а караван-сарай, избавленный от власти бандитов, превратился в обыкновенный коммунальный дом.
Под вечер Донцов вместе с Ибрагимом Сафаровым возвращался с работы. Только вышли на Парапет, как Михаил увидел Зину. Она поднялась со скамейки, с памятной ему крайней скамейки, шагнула навстречу.
— Миша, мне надо... я ждала, — сбивчиво заговорила она, не решаясь поднять глаза, отчего на щеки ее легли длинные тени от ресниц.
Кровь бросилась Михаилу в лицо... Что ей надо? После всего... О чем говорить?
С той поры как они виделись в последний раз, она осунулась, побледнела. И Михаил почувствовал, что он готов оправдать ее. Но тотчас же в памяти возникло восковое лицо Поля, его широко раскрытые, устремленные в небо глаза...
— Иди, я догоню, — хмуро бросил Ибрагиму и, заложив руки за спину, — они все-таки дрожали, — сухо сказал: — Зачем ждала?
— Я... — она проглотила слезы и беспомощно развела руками. — Понимаешь, папу арестовали. У нас был обыск, нашли какие-то драгоценности, и вот...
— И теперь ты желаешь, чтобы я освободил твоего папу?
Прозвучавшая в его словах злая ирония доставила ему болезненное удовлетворение. Оно было сродни тому, какое испытываешь, когда удается, собравшись с духом, оторвать от подсохшей раны старые бинты.
— Ты... — она вскинула на него огромные, полные непонимания глаза. — Почему ты со мною так?
— Потому, — стараясь подавить клокочущую ярость, проговорил Михаил, — что эта белогвардейская гадина — твой брат убил Поля Велуа... И если он мне когда-нибудь попадется, я его шлепну на месте, а если ты... — Михаил перевел дух — ярость сжимала горло, — а если ты... с ним заодно, то...
