Виктор Вучетич - Искатель. 1977. Выпуск №4
— Конечно, так, ваша святость, но…
— Но что? — приподнял брови монах.
— Меня тревожит другое.
— Что же?
Посетитель огляделся.
— Мы здесь одни, — произнес монах.
Посетитель наклонился через стол и прошептал:
— За последний месяц у доктора отросли волосы.
Лысина Фауста была любимым предметом шуток всего города, и инквизитор это знал. Но он даже не улыбнулся.
— Должно быть, доктор натирался какой-нибудь дьявольской настойкой.
— Теперь у него короткие жесткие волосы, — продолжал Вагнер, — но он изменился не только в этом. Он держится как молодой, пополнел и… — он запнулся. — Ему нравятся женщины.
Доминиканец быстро перекрестился, чтобы скрыть улыбку.
— Утлый сосуд человек, — прошептал он.
Бакалавр откашлялся.
— По ночам у него в лаборатории слышатся странные звуки. Он говорит вслух…
— Сам с собой?
— Нет, словно отвечает кому-то или спрашивает его.
— А этот кто-то, — медленно произнес монах и бородкой пера пощекотал Вагнеру кончик носа, — этот кто-то молчит? Значит, это наверняка не женщина.
— Нет, господин. — Бакалавр явно был в отчаянии.
— Тогда кто же?
— Не знаю. Говорит или отвечает только доктор. А потом некоторое время ничего не слышно. И снова только его голос.
— Гм, — покачал головой монах. — А что он говорит?
— Плохо было слышно… что-то о молодости и крови… и об аде.
— Так он не уверен в существовании ада? — холодно спросил монах. — Или, как многие другие, ищет его уже здесь, на земле?
— Н-не знаю, нельзя было расслышать.
— Почему же ты пришел?
Вагнер съежился.
— Я верный сын церкви, ваша святость. Я ближайший ученик доктора Фауста и многому от него научился. Но я никогда не одобрял его еретических мыслей, терпел и страдал молча. Вот уже десять лет, как я сдал бакалаврский экзамен, а кошелек у меня пуст. Я хотел бы служить церкви на более высоком месте. Думаю, что заменил бы и доктора Фауста, если бы церковь решила…
— Понимаю, — произнес монах, и в лице у него появилась жесткость. — То, что ты сказал, это важное подозрение.
— Это ради спасения его души…
— Связь с демонами и иными слугами сатаны, — продолжал доминиканец, — есть тяжкий проступок против бога и церкви. Обдумай свои слова, прежде чем я позову писца.
— Я уже все обдумал.
3
— Проснись, — произнес Фауст. — Проснись и забудь. — Он провел рукою по лбу спящего. Бледные веки дрогнули, по худому лицу пробежал трепет.
— Где… я? — пробормотал Вагнер, обводя взглядом лабораторию, колбы, реторты.
Толстый палец больно потыкал его в плечо. Он вскрикнул. Румяное лицо учителя улыбалось, но в глазах улыбки не было.
— Убирайся! — прошипел доктор. — Убирайся и не показывайся мне на глаза! И не пускайся больше на свои хитрости. Я обо всем узнаю и везде тебя разыщу. — Он грозно нахмурился.
Бакалавр медленно вставал с кресла. Дверь распахнулась, и мощный пинок придал телу легкость перышка. Он очутился на мусорной мостовой перед домом — в ссадинах, окровавленный, слыша смех окружающих.
— Ты больше не ученик доктора Фауста. У кого язык доносчика, тот недостоин тайных знаний. Убирайся!
Преследуемый мальчишками, несчастный убежал.
— Ты совершил ошибку. Теперь он пойдет и расскажет им.
Фауст махнул толстой рукой, поросшей черными волосами.
— Он ничего не скажет. Этот дурак, трусливый и жадный дурак. На донос у него не хватит храбрости. Этого урока ему довольно, сюда он теперь явится не скоро. Отцы-инквизиторы не похвалили бы его, узнай, что он проболтался.
— Ты отважен.
За последнее время доктор сильно изменился. Лицо у него округлилось и от избытка крепких напитков покрылось сетью лиловых жилок, живот и руки потолстели, голова покрылась густыми волосами. Голос погрубел, а в глазах появился недобрый блеск.
— Я не знал, что ты умеешь гипнотизировать, — добавил Призрак.
— Что это такое?
— Искусственный сон, в который ты погрузил своего помощника.
— Ах, это! — махнул рукой Фауст. Он указал на блестящий кристалл на столике перед креслом. — Это делает камень. Венецианцы гранят их, а потом заявляют, что привезли из северных стран. Потому-то и требуют за них такие нехристианские деньги. Хитрость в том, что камень отшлифован и собирает лучи света в одну точку. Глаза утомляются, и человек засыпает. Во сне он расскажет все, что знает, и запомнит все, что я ему прикажу. Это замечательная вещица. Мне подарил ее один богатый еврей, которого я вылечил от тяжелой болезни.
— Гипноз, внушение, постгипнотический приказ. Интересно! — сказал Призрак. — Но в Эрфурте жить тебе больше нельзя. На твоем месте я бы показал этому городу пятки. Чем скорей, тем лучше.
— Чепуха, — пробурчал Фауст, осушил кубок и громко икнул. — Но воздаю честь твоему искусству, дьявол. Волосы у меня отросли, весу прибавилось, да и в постели мне не скучно. — Он хихикнул. — Только вот тут, — он постучал себя по лбу, — тут не очень изменилось. Ну словом…
— Словом, — прервал его Призрак, — я приготовил отцам-инквизиторам для костра хорошо откормленного, обремененного грехами доктора Фауста, первоклассное жаркое. Скоро это так и будет.
Доктор с проклятием вскочил, выломал дверцы шкафа и начал швырять в сумку свои вещи. Широким жестом обвел комнату, приборы, книги, колбы, реторты.
— Чтобы ты не называл меня неблагодарным, все это я отдаю тебе. Делай что хочешь.
Призрак не шевельнулся.
— Что мне вещи? Я служу тебе.
Фауст тяжело рухнул в кресло. Протянул руку за кубком, заглянул в его пустоту и с досадой отбросил. Потом застонал. Призрак холодно смотрел на него.
— Я погиб, — жаловался Фауст, — совсем погиб. В старости у меня был ревматизм, но зато меня уважали. Теперь я не могу появиться в университете, ибо никто не поверит, что это я. Не могу пойти туда, я изменился. Это ты меня изменил, дьявол! — вскричал он и ударил себя в грудь. — Этого доктора никто не позовет, все хотят Фауста, славного доктора Фауста. А когда прихожу я, спускают на меня собак. Ученики меня покинули, а этот подлый Вагнер предал. Хорошо же ты мне помог, только это и правда!
— Тебе нужно сменить климат, — заметил Призрак.
— Добрый совет дороже золота.
— Можешь иметь и золото, технически это не проблема.
Фауст встал и неспешно увязал сумку.
— Спасибо, я уже обжегся один раз.
В окно упал отсвет заката.
— Мы должны выйти, пока ворота не заперты. Скорее!..
В дверь загрохотали удары.
