Александр Свешников - Сибирская одиссея
Маловато они сегодня успели пройти! Но дальше путь станет легче, особенно после наледной поляны, и Андрей рассчитывал, что завтра к обеду они доберутся до Виктора.
Переходя вброд небольшой рукав Сыни, Андрей и Валера услышали протяжный свист со стороны реки. Это был Николай. Он, соорудив некое подобие удочки, ловил на мушку рыбу.
– Как рыбалка? – крикнул ему Андрей.
– Для ухи маловато, но кое-что есть! – ответил Николай и стал собирать снасть. – Здесь встанем?
Андрей с Валерой переглянулись. Николаю не нужно было объяснять многое из того, что другому человеку, непривычному к походной жизни, пришлось бы внушать долго и вряд ли успешно.
– У медбрата подошвы отклеились! – с лёгкой иронией в голосе рассказал Валера, когда Николай подошёл с деревянной удочкой и тремя небольшими хариусами на кукане.
– Надо было этого самого брата посадить обратно в вертолёт и отправить домой! – недовольно пробурчал Николай. – Толку всё равно от него никакого!
– Ну, может, он хоть в медицине что-то смыслит? – возразил Андрей.
– Не больше нас с тобой! Студент второго курса мединститута на практике… – так же сердито произнёс Николай и направился к своему рюкзаку, который лежал в ста метрах отсюда, на довольно удобном для стоянки месте, которое, по-видимому, уже выбрал предусмотрительный таёжник.
Андрею было поручено заготовить дрова и развести костёр, Николай чистил рыбу и намеревался сварганить ужин из хариусов с добавлением пары пакетов «супа-письма», Валера подготавливал место для стоянки. Через пятнадцать минут подошли Анатолий и Сергей, а спустя ещё минут пять доковылял Ваня. Подойдя к уже разгорающемуся костру, он плюхнулся на землю и закрыл глаза. По лицу его текли капли пота, смешиваясь с мелким моросящим дождиком, который так и не желал прекращаться.
– Гладко было лишь на карте! – весело сказал Сергей, обращаясь к медбрату. – Возьми у Андрея свитер и помогай палатку ставить, попробуем втроём туда влезть.
Но Ваня не мог уже пошевелить ни рукой, ни ногой. Он открыл глаза и умоляюще посмотрел на Баранова.
– Не сиди, замёрзнешь! Пока не остыл – надо двигаться, потом подсохнешь у костра, поешь – и баиньки! – подбадривал его Сергей, подавая руку.
Николай колдовал над котелком, от которого исходил приятный аромат рыбы вперемешку с какими-то пряностями. Как только он подал знак, что можно приступать к ужину, все побросали свои дела и окружили костёр. Посуды не хватало. Андрей налил себе немного супа в металлическую кружку, Ване пришлось делить широкую миску с Валерой, а Николай, Анатолий и Сергей ели прямо из котелка. Варево было вкусным, сытным, после него всех сразу же начало клонить ко сну.
Дождик к этому времени неожиданно закончился. Серёга заваривал чай, а Николай решил обустраиваться на ночлег. Он, по его словам, никогда не брал с собой в тайгу палатку, даже поздней осенью. Если ночь предстояла холодная, Николай сооружал так называемую нодью – нехитрое приспособление, для которого у него всегда в котомке был припасён довольно большой кусок старого толстого полиэтилена.
Самым трудным в устройстве нодьи является костёр. Вернее, равномерно горящие брёвна. Андрей слышал о таком способе ночлега, но никогда не видел его в реальной жизни и теперь с интересом наблюдал за действиями Николая. Притащив три больших бревна, отпиленных из упавшей ёлки, он ухитрился поджечь их таким образом, что они горели по всей длине, но только с одной стороны. Причём длина поленьев была довольно приличной – метра два с половиной-три! Как удавалось Николаю добиться этого, Андрей не понял, но брёвна горели равномерно, экономно, и, как объяснил Николай, их вполне хватит до самого утра. Рядом с этими горящими дровами был натянут полиэтилен в виде раскрытой створки морской раковины, под который они с Андреем уложили в несколько слоёв кору лиственницы. Полиэтилен служил своеобразным отражателем и не давал теплу от горящих дров бесполезно уходить вверх.
Помогая Николаю в сооружении нодьи, Андрей рассчитывал, что они вполне поместятся в ней втроём с Анатолием и Николаем. Но когда она была готова, то оказалось, что вместить нодья сможет только двоих.
– Я у костра посижу, – предложил Андрей. – Толь, устраивайся вместе с Николаем!
– Нет, – возразил Короленко. – Не люблю я в таких приспособлениях ночевать. Забирайтесь с Колькой, а я тут буду, – и он указал на место с другой стороны горящих брёвен.
И Андрей согласился. Он ужасно хотел спать, и его скромность была побеждена этим сильным, буквально овладевшим всем его телом, желанием.
Николай, кажется, не был рад тому, что ему придётся делиться своим ночлегом с кем-то ещё. Он, шмыгая носом, укладывался вдоль костра на разложенную кору, не оставляя таким образом места даже для Андрея.
Но Андрей, не обращая на это внимания, пристроился рядом и постепенно начал сдвигать Николая в бок. Тот бурчал что-то себе под нос, толкался, но в конце концов освободил часть пространства и лёг по диагонали.
Ночью подморозило. Андрей надел на себя все вещи, которые у него были с собой. Но это не помогло. Он жался к горящим дровам и несколько раз оказывался сапогом или рукой в раскалённых углях. Однако сон так сильно его опеленал, что даже обожжённые руки не сумели его окончательно разбудить.
В итоге Андрей уже занимал больше половины нодьи. И как-то один раз, открыв глаза и увидев Анатолия, пытающегося согреться интенсивными приседаниями, он предложил ему всё же присоединиться к ним.
– Совсем очумели! – недовольно проворчал Николай и сильно толкнул Андрея.
– Нормально! – откликнулся Анатолий. – Спите, через два часа будем собираться!
Андрею очень жаль было Короленко, но он не мог заставить себя подняться. Это напоминало скорее не сон, а какую-то бесконечную тяжёлую дрёму, налившую свинцом ноги, руки, всё продрогшее за ночь тело. В воспалённом мозгу периодически возникали обрывки мыслей, краткие картинки приседающего или бегающего вокруг костра Анатолия. И Андрей ничего не мог с этой дрёмой поделать – ни прогнать её, ни погрузиться в неё окончательно, чтобы уже ничего не видеть и не слышать. Одно желание двигало им – согреться, быть ближе к спасительному огню, не заботясь ни о Николае, ни об Анатолии!
Как же Андрей ненавидел холод! Он мог перенести сырость, тяжёлую таёжную тропу, преодоление высоких перевалов, неподъёмный рюкзак за плечами, но холод был выше него, он усыплял разум, уничтожал совесть, превращал в некое физиологическое существо, не имеющее ничего общего с тем человеком, каким он был на самом деле.
