Евгений Кривенко - Там, где была тишина
Макаров шутливо перекрестился, и Мирченко повел его и Наталью в цех.
Запах горящей серы сразу же ударил в ноздри. В носу защекотало, словно от доброй понюшки нюхательного табака. Едкий синеватый дымок подымался над котлами. Котлов было два. В них, вспыхивая синеватым пламенем, кипела сера.
Жара в цехе стояла невыносимая. Макаров подумал, что, пожалуй, не выдержал бы здесь и двух часов. А ведь плавка серы длилась от шести до восьми часов.
Мирченко начал было что-то объяснять, но, увидев, что Наталья, покраснев, силится удержаться от чиханья, рассмеялся и вывел друзей из цеха.
— Так вы здесь думаете устраивать бал? — насмешливо спросила Наталья, выйдя на свежий воздух.
— Разумеется. Серу разольем, помещение проветрим. Я, Наталья Ивановна, даже одеколончиком здесь побрызгаю.
— А может, лучше в конторе? — заметил Макаров.
Но геолог снова решительно замахал руками.
— Что вы! Это ведь наш первенец. Вон механик даже гудок смастерил уже, гудеть будет серный завод, понимаете?
— Ладно, договорились, — согласился Макаров.
Наталья мечтательно улыбнулась. Мирченко прищурясь смотрел на нее…
…На устройстве закругления у колодца Узун-Хайрачек работала интернациональная бригада.
Николай стоял у гониометра, намечая поворот.
— Какой радиус получается? — выйдя из эмки, спросил Макаров.
— Шестьдесят, — не отрываясь от инструмента, ответил Николай. — Как, сойдет?
— Ничего, допустимо, — кивнул Макаров, снимая стеганку. — Ну-ка за дело, товарищи, время не ждет.
Он установил теодолит и приступил к разбивке закругления. Вскоре на поверхности откоса появились колышки, обозначившие кривую.
Курбандурды, высокий, смуглый юноша в сбитой набок папахе, посверкивая черными глазами, обратился к своей бригаде:
— Начали, товарищи!
Землекопам предстояла немалая работа. Нужно было снять слой каменистого грунта до проектной отметки. Грунт был плотный, работать приходилось мотыгами и ломами.
Макаров, произведя разбивку, уложил теодолит в ящик и тоже взялся за мотыгу. Его примеру последовал и Николай.
Макаров долбил грунт, стараясь откалывать куски побольше. Рядом он заметил Дубинку, старательно работавшего ломом.
— Молодец, Дубинка!!! — не удержавшись, ударил он его по мокрой спине. — Я думал, ты того… Волынку ты не раз крепкую поднимал. А вот остался, не удрал с другими. Значит, молодец!
— Ну уж, молодец! — смутился Дубинка. Он посмотрел на Макарова и заметил кровь на его ладонях.
— Вот оно как с непривычки, — участливо произнес он. — Платком обвяжите руки, что ли.
Он отвернулся и снова принялся за работу.
— Сегодня гулять будем, — весело бросил Макаров. — Готовь, Дубинка, маскарадный костюм. Да, тебя звать-то как? Все Дубинка да Дубинка!
— Звать Ефим Ефимычем, — не спеша отозвался землекоп. — А где же этот бал-маскарад будет?
— В новом плавильном цехе, — с гордостью сообщил Макаров. — Хоть и неудобно, но зато, знаешь, знаменательно!
Макаров не обратил внимания на то, как дрогнуло вдруг плечо землекопа.
— В цехе? — переспросил он. — Это для чего же?
— Мирченко настоял, — рассмеялся Макаров. — Блеснуть хочет. Новогодний вечер в стенах нового предприятия!
— Блажь-то какая, — пожал плечами Дубинка.
Все услышали новость и повеселели. Праздник праздником, а вот то, что появилось новое предприятие, — это большое дело.
Многие полюбили работу, привыкли к этому краю и не прочь были остаться здесь. И вот, пожалуйста, — начало работать первое предприятие. А там второе, дело здесь развернется, это уж несомненно.
Подкатила машина, которая привозила из поселка конторских работников. В машине сидели Борисенко, Агафья Силовна и болевший в последние дни худой, бледный Симка.
— А ну, как вы тут без нас работаете? — закричал Борисенко, подходя к рабочим. И удовлетворенно погладил усы: — Подходяще! А ну-ка, Агафья Силовна, готовь хлопцам борщ, да погуще.
Прибывшие включились в работу, дело пошло веселей. Уже ясно обрисовывалось закругление, дорога расчищена на всю проектную ширину.
Неожиданно подъехал на полуторке Сатилов. Он был гладко выбрит, даже, кажется, надушен. Выйдя на полотно дороги, он потоптался, как бы испытывая его крепость, и удовлетворенно покачал головой.
— Хотя и не дорога, а проезд, но ездить можно. Процентовку подпишу!
— Порядок! — откликнулся Макаров. — Давай, ребята, на машину.
Полуторка мчится по направлению к руднику. Уже хорошо видно здание плавильного цеха с его трубами и пристройками. Возле здания стоит толпа.
Когда машина подъезжает ближе, становится видна красная ленточка, висящая над дорогой. Впереди всех стоит раскрасневшаяся, веселая Наталья.
«Молодец Наталка, — думает Макаров. — И ленточку смастерила. Совсем по-настоящему!»
Сатилов выходит на дорогу, для чего-то снимает шляпу. Он, кажется, не на шутку смущен всем этим церемониалом.
Неумело перерезая ленту, оглядывает стоящих вокруг людей, а затем внезапно привлекает к себе Наталью и крепко целует ее в губы.
— В твоем лице всех целую, — смущенно произносит он.
— Губа не дура, — потирает затылок Вася Сокол. — Меня, небось, не выбрал для этой штуки.
— Это не штука, а дружеский поцелуй, — отрезает Наталья, стараясь не глядеть на Макарова.
Все смеются.
— Ну вот, — Сатилов подходит к Макарову. — Дорогу закончили. Цех работает. Правда, хорошо?
— Очень хорошо, — отвечает Макаров каким-то сдавленным голосом. Неожиданное волнение вдруг охватило его, на глазах даже слезы выступили.
…Вечер. На небе заблестели звезды, рассыпавшись, словно золотой песок. Вокруг темно. Только окна плавильного цеха ярко освещены. Три лампы «Чудо» озаряют празднично убранное помещение.
Уже провозглашены тосты и за товарища Калинина, и за товарища Сталина, и за здоровье всех присутствующих, и отдельно за здоровье Сатилова, Мирченко, Макарова.
Много было тостов! Все веселы, все довольны. Молодежь затевает танцы. Охотников потанцевать много. Все шумят, поют. Только Маруся сидит в сторонке, и грусть не сходит с ее лица.
Возле нее Вася Сокол. Он и винца наливает ей в рюмочку, и закуску кладет на тарелочку. Но Маруся безучастна ко всему этому.
А вот и другая пара. Это Дурсун и Мамед. Они забились в угол и сидят неподвижно с начала вечера. Мамед что-то говорит и говорит ей. А что, не слышно.
Макаров навеселе. Он всех обнимает и целует. Всех, кроме Натальи. Но вот подходит и к ней, берет за руку.
— Пойдем потанцуем, Наталочка.
