Арсений Малинский - Линия перемены дат
Следователь сделал два осторожных шага назад и, не сводя глаз с Рахимова, извлек пистолет. Вполголоса предупредил:
— Товарищи, будьте внимательны и осторожны с профессором. Этот матрос нерусский. А профессор знает его и называл его гауптманом. Это — по-немецки, значит капитан. Что-то здесь не так…
Матрос напряженно вслушивался в разговор охотников и Феоктистова. Потом медленно повернул голову в сторону внимательно изучавшего его лицо бывшего офицера-разведчика.
— Узнали? — с горькой усмешкой повторил матрос. — И я узнаю вас. Черное море, Геленджик, полевой госпиталь 3175 и ваши допросы, герр гауптман Рахимов.
— Ганс Мюльгарт, гауптман инженерных войск. Почему вы здесь? Вспомните ваши клятвы после излечения вас, почти безнадежного, советскими врачами: «Я никого да не подниму руку против Советской страны». Что с вами?
Острый кадык на длинной и грязной шее немца судорожно дернулся.
— Опять проиграл. Второй раз в плену… А вы — уже профессор. Вас так называют эти люди… — На обезображенных веках немца выступили слезы. — Да, разные у нас судьбы, герр гауптман Рахимов. Но я ничего еще не делал. Меня только забросили сюда.
— Не лгите, Мюльгарт, — лицо профессора Рахимова стало суровым. — Почему вы здесь, повторяю я вам? Как вы сюда попали? Кто вас послал? Почему вы нарушили клятву? Почему вы, немецкий инженер-геолог, здесь, на нашей земле? Отвечайте. В этом пустынном районе. Что вам здесь нужно? — Голос Рахимова звучал непримиримо, жестко и повелительно. Феоктистов с интересом смотрел на профессора. Потом молодой следователь решительно сунул пистолет в кобуру и присел рядом с Рахимовым.
Запинаясь, останавливаясь и подбирая русские слова, немец начал рассказывать…
Это была печальная повесть о том, как приняла Федеральная Республика Германии вернувшегося из плена офицера. Как он, голодающий, спасая от гибели семью, пошел на службу к победителям Германии.
— Кому именно? Не все ли равно, — горько усмехнулся немец. — Пусть развяжут мне ноги. Тогда можно будет разговаривать.
Издалека приближался собачий лай. Потом из кустов на противоположной стороне расселины показались пограничники. Немец вздрогнул, потом деланно-шутливым тоном обратился к профессору:
— Не слишком ли почетный эскорт для моей скромной фигуры, герр гауптман? — он задумался, потом решительно обернулся к своим врагам:
— Я солдат. Вилять не буду. Ставка проиграна.
— Ведите нас на свою базу, — приказал Феоктистов.
— Нет, я сначала покажу вам кое-что другое…
32. СОКРОВИЩЕ ЧЕРТОВОЙ ЮРТЫ
— Идемте, гауптман, — обращаясь к Рахимову, как будто других не существовало около него, заторопился Мюльгарт. — Прикажите развязать мне руки. Да скажите этим невеждам, чтобы они не стояли так близко около меня. Я решил вернуть сокровище хозяину. Подарок от умирающего… — Его изуродованное лицо исказилось гримасой. Он закашлялся и вновь расхохотался. Это был жуткий смех человека, знающего, как мало осталось ему жить. — Слишком большая радиация.
Поняв, Рахимов с тревогой обратился к давнему знакомому:
— Почему вам не дали одежды?
— Да, я вам солгал. Я здесь давно. А одежда не предусматривалась контрактом. Ненавижу, — зло обернулся он к советским людям, — вас и их. Иду только ради вас, профессор. Во что я обратился? Уж очень трудную задачу мне поставили: уничтожать все советское, что появится в этом районе. Глупцы. И я тоже… Все равно доищетесь… — Губы немецкого инженера дернулись. — Вот эту маскировочную одежду привезли, когда здесь рядом построили пост. Чтобы отвести возможные подозрения на матросов. Да, больше я сам виноват. Не надо было увлекаться. А как не увлечься, увидев это чудо? Посмотрите сами. Ведь вы — геолог.
Так вот, человек, которого я убил… Этот старик правильно говорит, — кивнул немец На Сергунько. — Я все понял, что он говорил. Убитый тоже был геологом. Первое ранение было сквозное. Я слышал тогда вой, но не догадался. Эта же пуля ранила лису? Когда я следил за тем лысым геологом, то видел, с каким жадным вниманием он изучал местность и подходил все ближе к моей базе. Я вам оставлю наследство, — возбужденно болтал бывший немецкий офицер. — Блокнот этого человека… Он правильно угадал, что здесь… Я хотел продать этот блокнот подороже… К чему?
Мюльгарт замолчал, продолжая быстро идти вперед, увлекая за собой Рахимова. Феоктистов и оба старика еле поспевали за ним. Неожиданно Захар остановился и, тыча пальцем вперед, быстро заговорил. Мюльгарт обернулся.
— Что говорит этот человек? — спросил он. — Я не понимаю такого языка.
— Он говорит: дальше идти нельзя. Чертова юрта близко. Старики говорили — великое колдовство.
Немец задумался.
— Вот видите, герр профессор, есть еще одно доказательство, что мне нечего прятать. Я сдаюсь не из любви к Советам. Любому умному человеку ясно: вся затея этих господ скрыть от вас до возможной войны тайну этих гор рано или поздно провалилась бы. Туземцы знают, что там. — Он пожал плечами. — Но мне платили деньги. Больше, чем давал Гитлер…
Они двинулись дальше. Наконец Мюльгарт остановился, обернулся к Рахимову. Глаза его восторженно сияли.
— Не забудьте засвидетельствовать, что это я указал добровольно, герр гауптман. Это чудо можно заметить только отсюда. Смотрите, — указал он рукой вниз.
Опытным взглядом геолога Рахимов окинул местность. Сомнений не было. Перед ними, в пятидесяти метрах ниже по склону, был провал — грабен, сбросовая обширная впадина, образованная оседанием участка земной коры по вулканическим трещинам. В этом убедила Рахимова тонкая струя пара, бьющая из трещины неподалеку.
— Пегматитовый сброс?
— Да, да, — подтвердил немец. — Это нашел геолог Берни в 1918 году. С тех пор Компания Лепон энд Немир прячет его от хозяев. Вот почему они так хотели в 1920 году остаться в этом краю. Мерзавцы, они погубили меня, — простонал он.
Путники застыли, очарованные зрелищем. Боковая поверхность исполинского сброса радужно светилась. Желтые, желтовато-зеленые, зеленовато-желтые, яблочно-зеленые, светло-коричневые, пурпурные, кроваво-красные и фиолетовые кристаллы переливались и искрились в лучах заходящего солнца. А под ними, затененные противоположным склоном впадины, лежали пласты черной без блеска массы.
— Уголь! — предположил Феоктистов. — Как много! Вот это да!
Мюльгарт схватил Рахимова за руку.
— Послушайте, герр гауптман, что говорит этот молодой человек? Уголь! — залился он нервным полубезумным смехом.
— Нет, молодой человек, нет! Уголь — мусор будущего, а это — жизнь и страшная смерть. Такая, как моя. Говорите, герр профессор, узнавайте. Здесь сверху силикаты, сульфаты и карбонаты. Удивительное, невероятное сочетание.
