Анастасия Коробкова - Сказки Перекрестка
— Ничего, отобьемся!
Действительно, взрывов больше не было слышно, и выстрелы раздавались все дальше. Но солдат, осторожно, прижавшись к стене, вышедший на улицу, после громкого щелчка выстрела вскрикнул и упал. Падая, он завалился назад, в дом. Я подбежала к нему и увидела, что по его гимнастерке на животе расползается кровавое пятно. Кто-то сзади меня от души выругался и выскочил на улицу, после чего очередь там не смолкала минуту.
— Все! — крикнули с улицы. — Кончил засранца! Выходите!
Это нам. Сам боец вернулся и, взяв за руку, стал поднимать раненого. Другой оставшийся ему помог, поднимая товарища за другую руку.
Мы выбрались на улицу. В ушах звенело.
Из слуховых окон подвалов вылезали люди. Кто-то рыдал, кто-то смеялся.
— Ребята, вы чьи? — закричал нам кто-то.
— Уже ничьи, — потрясенно прошептал Женька.
Нас обступили женщины и дети с тревожными глазами.
— Мы сюда из деревни пришли, — нашлась я. — Из Березовки. К тете Маше. А тут…
Деревни Березовки есть везде. И тети тоже. Проверено.
— Где ж теперь вашу Машу искать? — замялся мужичок лет шестидесяти. — Немцы на том берегу, каждый день такое… Только и закапываем, уже не разбираемся.
Я услышала, что где-то рядом ребенок плачет от боли, и пошла на звук. Мальчик лет четырех сломал руку, девочка лет восьми обнимала его и плакала.
— Мама там, — говорила она, показывая на подвал. — Лежит и не двигается…
У меня внутри все сжалось от ее ужаса, и я помчалась в подвал. Женщина там была без сознания, но жива, завалена рухнувшими деревянными полками. Я ощупала ее голову: ничего, все цело. По моей ладони заструилось живительное тепло. Через пять минут она очнулась. Я разбросала остатки полок и помогла ей подняться на ноги и выйти по лестнице на улицу. Девочка радостно закричала. Я занялась мальчиком: положила его ручку на подходящий обломок доски, охладила свои ладони, а потом — опухоль в месте перелома, соединила отломки внутри ручки как надо, и начала залечивать.
— Дай длинную тряпочку, — попросила я его сестренку. Та метнулась куда-то и принесла рваный лоскут.
Я перевязала маленькую руку вместе с доской и сказала затаившей дыхание маме:
— Через три дня размотаете и посмотрите.
Так, кто-то еще плачет.
В этот момент меня нашел Женька.
— Ася, здесь куча порталов! Один — прямо на Остров, но послезавтра…
— Замечательно, — рассеянно ответила я, направляясь к рыдающей пожилой женщине. — Иди, я остаюсь.
— Что? — не сразу понял он. — Надолго?
— Пока я тут нужна.
Он остановился, как вкопанный, а я занялась скальпированной раной на голени женщины. Через некоторое время Женька подошел и встал рядом.
— Ася, ты нужна всегда и везде, — тихо заговорил он. — Но ты не можешь оказаться в тысяче мест сразу.
— Почему? — удивилась я. — Порталы дают такую возможность.
Он молчал, не понимая.
— Женька, — я попыталась объяснить: — я очень давно хотела сюда попасть. Смотри, сколько здесь боли и ужаса!
— Люди бегут от боли и ужаса.
— Если ничего не могут сделать. А я могу!
— Что?! Остановить войну? Ты историю учила? А в концлагерь ты не хотела попасть?!
— Хотела! Хочу!
Он сел на дорогу у ног женщины, ничего из его слов не понявшей и только следившей за моими руками. Обхватил ладонями лоб. Зачесал обеими пятернями волосы назад и уже спокойнее произнес:
— Да. Тебя выдержит только Герман.
Он глубоко о чем-то задумался.
Я закончила с женщиной и обнаружила, что за мной уже выстроилась очередь. Класс! И никакая инквизиция не подглядывает из-за угла!
Про Женьку я совсем забыла, промывая, бинтуя, вправляя до ночи. Кто-то совал мне кусочки хлеба прямо в рот, я благодарила и жевала, кто-то поил горячей водой из кружки, и я глотала… И я помню до сих пор, насколько была тогда счастлива, чувствуя, как уходит чужая боль, и в уставших душах место отчаяния занимает надежда. Некоторые ласково прикасались ко мне и замирали с улыбкой, будто одним таким прикосновением исцелялись от старых недугов.
Когда наступила ночь, меня отвели в чей-то дом, уложили на кровать, и я сразу уснула. Утром городок проснулся от выстрелов и взрывов. Люди привычно похватали детей и стариков и спрятались в подвалах. Потом звуки выстрелов смолкли, и вчерашний день повторился вновь. Женька находился рядом, он помогал искать материал для перевязки, чистую воду и дощечки для шин, как будто всю жизнь этим занимался.
— Дочка, осколочные можешь? — спросил кто-то.
— Тут же не операционная! — возразили ему.
— Да все равно уже… умирает человек.
И меня повели к руинам кирпичного дома. Там, у стены, лежал солдат, его бессмысленный взгляд метался, руки и колени крупно подрагивали, а из живота торчал черный блестящий осколок. Я не я буду…
— Ты что, волшебница? — уставшим голосом спросил Женька.
— Найди, чем зашивать, — попросила я.
V
Следующее утро началось спокойно, и я осматривала тех, кого лечила позавчера. Потом меня отвел в сторону Женька.
— Портал, — коротко сообщил он.
— Нет, — ответила я.
— Ясно. Тогда и я остаюсь.
Это уже мне не понравилось. У Женьки здесь не было интереса, из-за которого можно рисковать. Мы шли в сторону портала по «компасу», и уже покидали городок.
— Тебе нужно уходить.
— Тебе тоже.
Мы остановились за последним, еще целым домом. Дальше был берег и река, за которой немцы поджидали свои основные силы, держа на прицеле все подходы к старому каменному мосту из опасения, что его заминируют.
«Компас» показывал, как быстро сближаются оранжевая и зеленая точки… Скоро они соединятся, всего на миг, и так же быстро станут расходиться.
На том берегу раздался звук выстрела, и одновременно пуля выбила кусок штукатурки из стены, за которой мы стояли. Немецкие снайперы, тоже уставшие от затянувшегося ожидания, нервно палили по всему, что могло сойти за цель.
— Туда нельзя соваться, — с облегчением сказала я. — Давай подождем следующего сквозняка.
Женька не ответил. Он напряженно следил за точками в «компасе». Вдруг он крепко, словно тисками, схватил меня за руку и помчался вниз, на берег, к порталу. Мы почти что кубарем летели с горы, и я не могла вырваться, боясь упасть и превратиться в удобную мишень. Женька мчался, глядя на «компас», мимо нас свистели пули, а я с отчаяньем понимала, что покидаю этот мир навсегда…
Когда сквозь туман межвременья уже блестели, отражая солнце, волны океана, мою спину пронзило огненное копье. Рядом вскрикнул Женька. Сознание выключилось.
