Иван Колос - За час до рассвета
— Бежим, ребята! — услышали партизаны голос командира.
* * *Неудавшаяся операция эсэсовцев по поимке Азончика еще больше озлобила фон Шмайзеля. Он настойчиво требовал от агента Юнцевича все новых данных о том, где находится Азончик-Лялин. Партизаны чувствовали, что обстановка усложняется. Боевые действия отряда Азончик на некоторое время перенес в соседний Свирьский район.
Прошло около месяца. Александр почти ежедневно получал сведения от приходивших из хутора Ковенево связных, что в доме все спокойно. Но было известно, что гестаповцы устраивали облавы в соседних деревнях, захватили и расстреляли тринадцать жителей, до войны избиравшихся депутатами сельских Советов.
Все это очень взволновало Александра. Поэтому он через связных передал жителям деревень и своим родным приказ, чтобы они уходили в леса.
И все же случилась беда. В руки гитлеровцев попались брат Александра — Николай и Григорий Мельников.
Их связали, бросили в повозки и повезли в сторону села Костеневичи, где находилось гестапо.
Партизаны спешат на выручку
Весть о том, что гестаповцы схватили брата и соседа, дошла до Александра под вечер следующего дня. Он тут же поднял по тревоге лагерь.
Четыре часа шли форсированным шагом по лесным тропам партизаны и вечером подошли к Костеневичам.
На исходной позиции Азончик разделил отряд на три группы, чтобы ворваться в село с разных сторон, и отдал приказ окружить гестапо и полицейский участок, уничтожить карателей и поджечь здания.
В час ночи партизаны обошли полицейские посты с трех сторон и ринулись в село. Основную группу возглавлял Азончик. В правой руке у него был автомат, в левой — смоченный в дегте клок пакли.
У высокой ограды здания гестапо Азончик и неотступно следовавший за ним Волгин остановились. Отсюда уже было видно, как у входа сновал высокий гитлеровец в каске.
— Продвигайся вдоль забора, прихлопни его — и сразу пару гранат в окно, — сказал Александр Волгину.
— Понял! — ответил шепотом Федор и тут же скрылся в темноте.
К забору подошли остальные партизаны.
— За мной! — махнул рукой Азончик и, пригнувшись, двинулся в обход здания.
В этот момент раздались выстрелы. Около полицейского участка взвились две зеленые ракеты.
Азончик метко послал в окно гранату. Темноту разрезала огненная вспышка. Еще два взрыва — это гранаты Волгина, — и здание с треском накренилось в сторону.
Из гестапо стали выскакивать в одном нижнем белье захваченные врасплох каратели.
Операция длилась всего тридцать минут. Но каково было горе партизан, когда они обнаружили своих боевых друзей мертвыми…
Как выяснилось, гестаповцы жестоко мучили пленников, стремясь узнать, кто из них Азончик-Лялин.
Не добившись ни одного слова признания, гитлеровцы расстреляли их прямо на улице.
…Хоронили героев в лесу, в мертвой тишине. Многие партизаны плакали, плакал и их командир Александр Азончик. У свежей могилы каждый из них дал клятву бить гитлеровцев до последней капли крови.
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Восставшие
В середине июля 1944 года, недалеко от города Молодечно, я получил из Центра приказ соединиться с нашими войсками и прибыть в Киев, а наших немецких товарищей направить в Москву.
Через три дня я и наш радист Дмитрий Стенько уже ходили по разрушенным улицам столицы Украины. Мы непривычно чувствовали себя в безопасной обстановке.
Несколько дней еще потребовалось на подготовку отчета командованию о проделанной работе в тылу врага и — приказ: срочно прибыть в польский город Бяла-Подляска.
«…Сегодня у нас большой день; долго мы готовились и вот теперь двинулись вперед. Вы, наверное, уже знаете об этом из газет. Если успех будет развит и дальше, то всю Польшу удастся освободить в несколько недель. Близок конец войны!»
Это письмо родным я написал из города Бяла-Подляска 23 июля 1944 года. Действительно, прошло немногим больше месяца, а мы уже были в самой Польше.
Войска 1-го Белорусского фронта, перейдя Западный Буг, пересекли границу и начали освобождать братский польский народ.
Гитлеровские армии пытались оторваться от передовых советских дивизий, взрывали мосты на дорогах, яростно контратаковали, но не выдерживали наших ударов и обращались в бегство. Наступавшие советские войска не давали им ни одного дня передышки.
31 июля, несмотря на несколько ожесточенных контратак противника, советские войска освободили Минск-Мазовецкий — город в сорока километрах восточное Варшавы. Южнее Варшавы в тот же день наши части взяли Отвоцк на Висле, а северо-восточнее Варшавы — Воломин и Радзимин, в двадцати — двадцати пяти километрах от польской столицы.
Но гитлеровское командование ввело в бой новые резервы. На Варшавском фронте появились отборные дивизии: «Герман Геринг», «Викинг» и другие. Каждый новый километр приходилось брать с боями. Войска были утомлены беспрерывными боями и переходами — позади осталось четыреста с лишним тяжелейших километров. Но главное было не в этом: наши коммуникации, по которым к фронту подходили резервы и боевая техника, были очень растянуты, а гитлеровцы здесь, на подступах к Варшаве, опирались на заранее подготовленные оборонительные сооружения. Каждая атака требовала от советских командиров тщательной подготовки.
Мы с Дмитрием Стенько находились в отдельном домике на окраине аэродрома. Вокруг домика редкие сосны, окружавшие весь аэродром. Сосны были чахлые, скучные, почва песчаная. Только на полянах и кое-где по опушкам росла тощая трава, вся покрытая белой пылью, долетавшей с грунтовой и шоссейной дорог. Кажется, я нигде еще не видел подобной мелкой светло-серой пыли, похожей на цемент. Она лежала на дороге таким толстым слоем, что нога не чувствовала камней, а окружавшая нас бедная растительность, покрытая этой пылью, имела какой-то мертвенный вид.
Все это действовало на нас угнетающе.
А настроение у нас и без того было невеселое. Досадна была задержка на подступах к Висле.
Первоначальный этап общей операции, начавшийся в районе Витебска и Бобруйска, должен был закончиться на линии Буга.
Быстрый разгром противника в Белоруссии позволил нашему командованию наметить дальнейший план — форсирование Буга и освобождение Люблина. Но это был уже последний этап летней операции, дальше предстояла новая концентрация сил и сокращение растянутых коммуникаций. Ясно поэтому, что никто нам Вислы, как рубежа, не указывал. О быстром выходе на ее восточный берег думали мы сами, увлеченные успехами истекшего месяца. «Может быть, эта задержка короткая, — с надеждой думали некоторые из нас, — на два-три дня?» Нет! Те, кто был поопытнее, знали, что значит подготовить большую операцию в современной войне, и уже начинали понимать, что оставшиеся до Вислы сорок километров могут потребовать столько же времени, сколько пройденные до этого четыреста.
