Джон Стейнбек - Золотая чаша
— Не от женщины, государь… Но однажды мне нанесла поражение Смерть. Есть вещи, которые так обжигают душу, что боль не оставляет нас всю жизнь. Вы просили рассказать вам истинную историю. Ваше здоровье, государь! Родился я в Уэльсе среди гор. Мой отец был джентльмен. Однажды летом, когда я был еще отроком, к нам в горы приехала маленькая французская принцесса подышать целительным воздухом. Свита при ней была небольшая, и ей удалось обрести некоторую свободу, потому что отличалась она живостью нрава, своеволием и умом. Как — то утром я увидел ее, когда она купалась в реке совсем одна. Обнаженная, не знающая стыда. Через час — такая уж жаркая кровь струится в жилах ее соотечественниц! — она покоилась в моих объятиях. Государь, никакие мои странствования, никакие красавицы, никакие взятые мной города не дарили мне той радости, какой были напоены дни того счастливого лета. Когда ей удавалось незаметно убежать, мы играли в горах точно юные боги. Но этого нам было мало. Мы хотели пожениться. Она задумала отказаться от своего высокого положения и бежать со мной в Америку… А потом настала осень. И однажды она сказала: «Меня вот — вот увезут, но я не поеду». На другой день она не пришла. Ночью я прокрался к ее окну, и она бросила мне записку: «Я заперта здесь. Меня высекли». Я вернулся домой: что мне оставалось делать? Я не мог сразиться с ними, с дюжими солдатами, которые ее охраняли. Глубокой ночью раздался стук в дверь и крики: «Где найти доктора? Маленькая принцесса отравилась!»
Генри поднял глаза. Король иронически улыбался. Джон Ивлин барабанил пальцами по столу.
— Да? — сказал король. — Да? — Он усмехнулся.
— Ах, стар я стал, стар! — простонал Генри. — Все это выдумки. Она была крестьянской девочкой, дочкой бедного испольщика.
Он, пошатываясь, поднялся на ноги и побрел к двери. Его лицо горело от стыда.
— Капитан Морган, вы забываетесь!
— Я… забываюсь?..
— Существуют определенные знаки вежливости И обычай требует, чтобы вы оказывали их нашей особе.
— Молю о прощении, государь. И прошу вашего разрешения удалиться. Я… я болен. — Отвешивая поклоны, он вышел из комнаты.
Король улыбался, прихлебывая вино.
— Как может, Джон, такой большой военачальник быть таким большим дураком?
Джон Ивлин ответил:
— Чего же вы хотите? Не будь великие люди дураками, от мира уже давным — давно ничего не осталось бы. Как же иначе? Безумие и испорченное зрение — вот основы величия.
— Ты хочешь сказать, что я все вижу искаженно?
— Нет, я ничего подобного не думал.
— Следовательно, ты наме…
— Я еще не кончил с Генри Морганом. У него был талант к пиратству, сделавший его великим. А вы тут же вообразили его великим правителем. И сделали его вице-губернатором. Чем уподобились большинству. Вы считаете, что человек, блистающий в чем — то одном, обязательно будет блистать и на любом другом поприще. Если человеку удаются хитроумные механические игрушки, вы уже полагаете, что он способен командовать огромными армиями или управлять государством. Вы думаете, раз вы хороший король, то должны быть хорошим любовником. И наоборот.
— Наоборот?
— Шутливая альтернатива, государь. Словесный выкрутас, чтобы заслужить улыбку, не более того.
— Ах, так! Ну, а Морган и его безумие?..
— Конечно, он дурак, государь, не то он сейчас ковырял бы землю в Уэльсе или ломал камни в рудниках. Но он чего — то хотел и по глупости решил, что сумеет добиться своего. И благодаря глупости действительно добился… отчасти. Вспомните принцессу!
Король уже снова улыбался.
— Мне еще не встречался мужчина, который говорил бы правду женщинам или о женщинах. Почему бы это, Джон?
— Пожалуй, государь, вы поймете, если сначала объясните, что это за царапина у вас под правым глазом. Вчера ее там не было, и она очень похожа…
— Да — да… неловкий брадобрей. Умеете вы, Джон, оскорблять исподтишка. Порой вы даже не замечаете как. Научитесь владеть собой, если намерены оставаться при королевских дворах на долгий срок.
IIIГенри Морган восседал в судейском кресле в Порт-Ройале. Перед ним на полу слепящим надгробием лежала глыба белого солнечного света. Бесчисленные мушиные оркестры выводили свои надоедливые симонии во всех углах обширного зала. Жужжащие голоса адвокатов и стряпчих вели более громкие партии, но в той же тональности. Сонно бродили судебные приставы, и одно дело сменялось другим.
— Ваша милость, призошло сие пятнадцатого числа сего месяца. Уильямсон вошел в сад Картрайта, дабы самолично убедиться… убедиться, ваша милость, что дерево растет именно так, как описывалось. Но пока он находился там…
Дело было доведено до монотонного финала. Сэр Генри по ту сторону широкого стола сонно пошевелился. Стражники ввели угрюмого бродягу в рубище из рваной парусины.
— Обвиняется в краже четырех сухарей и зеркальца у Имярека, ваша милость.
— Доказательство?
— Его захватили на месте преступления, ваша милость.
— Украл ты или не украл четыре сухаря и зеркальце?
Лицо обвиняемого стало еще угрюмее.
— Я им сказал.
— Ваша милость, — рявкнул стражник.
— Ваша милость.
— С какой целью ты украл означенные
— По нужде.
— Говори «ваша милость»!
— Ваша милость.
— Какой нужде?
— Сухари, чтоб съесть.
— Ваша милость.
— Ваша милость.
— А зеркальце?
— Зеркальце, чтоб на себя посмотреть.
— Ваша милость.
— Ваша милость.
Преступника увели отбывать срок его заключения.
Затем стражники поставили перед судьей исхудалую женщину с землистым лицом.
— Обвиняется в блуде и притонодержательстве. ваша милость.
— Притонодержательство противозаконно, — с раздражением сказал сэр Генри. — но с каких это пор мы караем людей за блуд?
— Ваша милость, природа этой женщины… Попечение об общественном здоровье… Мы полагали, что суть обвинения ясна.
— А — а! Да — да. Под замок ее! И побыстрее!
Женщина завыла.
Сэр Генри уткнул лоб в ладони и даже не взглянул на очередных арестантов.
— Обвиняются в пиратстве, ваша милость, в нарушении королевского мира, в военном нападении на подданных дружественной державы.
Сэр Генри быстро покосился на обвиняемых. Один был толстячком с выпученными от ужаса глазами, другой тощим, седым и одноруким.
— Доказательства их вины?
— Показания пяти свидетелей, ваша милость.
— Ах, так? Признаете вы себя виновными или нет?
Высокий обнял единственной рукой плечи товарища.
— Признаем, ваша милость.
— Признаете, что виновны? — в изумлении вскричал сэр Генри. — Но пираты никогда не сознаются. Таких прецедентов еще не было!
