Владимир Востоков - Ошибка господина Роджерса
Оттуда выходят двое. О чем-то весело разговаривают, смеются.
В последнее время я стал очень завидовать людям, которые могут смеяться. Невольно иду за ними. Они — в гастроном. Я — туда же. Они встают в очередь за апельсинами. Пристраиваюсь и я. Сзади. Боже мой! Впереди меня стоят чекисты. От них зависит моя судьба. Присматриваюсь к ним. Такие же, как и все. Ничего выдающегося, сверхъестественного. Последнего невольно трогаю за рукав. Ничего. Не страшно. И я решительно оставляю очередь. Выхожу из гастронома.
Останавливаюсь у двери с вывеской: «Приемная Комитета госбезопасности».
— Вы идете? — слышу сзади чей-то нетерпеливый вопрос.
— Да, да, — машинально отвечаю я.
И вот я в приемной. Чувствую, как у меня гулко бьется сердце, дрожат ноги. Вижу спасительный диван. Слава богу, есть свободное место. Сажусь. И боюсь поднять голову. Страх меня совершенно сковал. Вот тебе и получил успокоение. Достаю таблетку тазепама. Отправляю ее в рот, но никак не могу проглотить. Во рту все пересохло. Таблетка застряла в горле. Поднимаю глаза и вижу направляющегося ко мне старшину. Машинально втягиваю голову, закрываю глаза.
— Вам плохо? — слышу его голос.
— Да…
Глоток воды восстановил силы. Рядом стоит озабоченный старшина.
— Сердце?!
— Да, — соврал я, прикладывая правую руку к сердцу,
— Что принимаете? — участливо осведомился старшина. Я мучительно вспоминаю названия лекарств.
— Может быть, позвать врача?
— Спасибо. Не надо. Посижу немного…
Не помню, сколько прошло времени, прежде чем я успокоился. Но все же успокоился. Вежливость и предупредительность старшины заглушили чувство страха. Все. Теперь дорогу знаю. Заберу кое-что с собой — и сюда. Решено. Может, завтра.
Конечно, завтра.
На другой день на работе первым меня встретил Савельев.
— Обыскался тебя, иди скорей к Ух Ты, он тебя все утро спрашивает.
Ух Ты — это наш начальник. У него была привычка после каждой фразы говорить: «Ух ты». Как-то после собрания Савельев сказал: «А здорово выступил наш Ух Ты». С тех пор нашего начальника между собой иначе и не называли.
Что случилось? Почему такая срочность? Может, это связано с Веной? Может, у него кто-нибудь есть? Боже, как это ужасно, постоянно ждать, что за тобой придут.
Но у начальника никого не оказалось. Все обошлось благополучно. Ух Ты отчитал меня за опоздание и послал в один из наших домов, где лопнула водопроводная труба. Мы с Савельевым до поздней ночи возились с этой окаянной трубой, выслушивая справедливые упреки жильцов.
Наконец вышли на улицу.
— У тебя дома все в порядке? — спросил меня Савельев.
Его вопрос застает меня врасплох.
— А что?
— Да ты какой-то не такой.
— С чего это ты взял? — угрюмо спрашиваю я.
— Проанализировал. У меня электронно-счетная машина… — улыбается он.
— И что же тебе сказала твоя умная машина?
— Заграница тебе явно не пошла впрок. Она тебя сделала злым, нервным. Так или будешь спорить? — спрашивает он.
Нужно отвечать, а я молчу.
— Заграница? — бормочу я, пытаясь придумать, что же сказать.
— Да, она самая… — весело отвечает он. — Что-то у тебя там произошло. Вернулся каким-то другим.
— Просто устал… Затаскали по театрам, ресторанам.
— Ой ли? — покачал головой Савельев. — Когда тебя таскали в прошлый раз, ты потом целый месяц никому проходу не давал. Все о роскошной жизни рассказывал.
— Преувеличиваешь, конечно. Но на душе неспокойно, это точно, — сознался я и ухватился за мелькнувшую вдруг спасительную мысль: — Волнуюсь за Марину. Она замуж собралась, как-то все у нее сложится?
— А, ну тогда все понятно, — соглашается он.
Впереди ночь… Я стал бояться темноты. Лежу с открытыми глазами, не могу заснуть. В голове — бесконечные вопросы. Пытаюсь на них ответить хотя бы самому себе, Заснул опять уже на рассвете. Вероятно, во сне снова разговаривал. Утром жена и Марина внимательно, не скрывая тревоги, смотрят на меня.
Я быстро собираюсь и ухожу…
Из дневника Марины
«…На днях пылесосила квартиру. Случайно уронила пузырек с валокордином, и он закатился под кровать родителей. Залезла туда и увидела в пружинах матраца… зубную пасту «Поморин»! Как она туда могла попасть? Ленка спрятала? Зачем?! Показала матери, Лене. Они пожимают плечами. Показала отцу. Сперва он усмехнулся, а когда я сказала, где я ее обнаружила, отец оцепенел, словно увидел перед носом кобру… И чего он так испугался? Выхватил из моих рук пасту. Выругался и убежал… Потом пришел, долго извинялся, ссылался на нервы… Просил прощения.
— Папа, у тебя появилась явная любовь к «Поморину», — сказала я.
Отец вымученно улыбнулся, но ничего не ответил.
— Я сейчас соберу всю пасту и выброшу к чертовой матери, — заявила мама.
Ее миловидное лицо пылало гневом и решительностью, а чуть вздернутый нос совсем казался курносым.
— Где твой тюбик? — обратилась она к отцу.
— Я сам распоряжусь, — ответил поспешно отец, покосившись на свой пиджак.
…Я стала избегать Виктора. Все из-за отца. Не могу сейчас думать ни о чем другом, даже о Викторе.
Нужно наконец все выяснить. Только тогда я смогу быть спокойна».
Исцеление
Первый, кого я увидел в приемной, был знакомый старшина. Он стоял посреди комнаты и разговаривал с какой-то женщиной.
— Товарищ старшина, кто у вас здесь будет главным? — спросил я.
Старшина извинился перед женщиной и вежливо осведомился:
— По какому вопросу?
— Очень важному… Государственному… и личному…
— В таком случае прошу вас пройти к начальнику приемной. Прямо, а затем направо, первый кабинет. Как сердечко? — Он узнал меня.
— Нормально. Спасибо… — ответил я.
— Желаю доброго здоровья…
Я поблагодарил, хотя не здоровье меня сейчас волновало. В кабинет начальника приемной стояла очередь. Я топтался на месте, не зная, что предпринять, а потом, вдруг решившись, без стука открыл дверь.
— Прошу извинения, но у меня весьма неотложное дело, — решительно заявил я.
Возможно, мне показалось, что говорил я решительно. Передо мной за небольшим столом, на котором аккуратными стопками лежали документы, сидел майор средних лет. Его добрые глаза смотрели на меня участливо и предупредительно. Видя мою взволнованность, майор обратился к посетителю:
— Я вас прошу подождать несколько минут в приемной.
