Виктор Егоров - Приключения 1969
— Я хотел написать письмо приятелю, но не нашел ни в одном магазине бумаги, — небрежно сказал он. — Наверно, вся бумага уходит на выпуск разных газет. Интересно, где немцы ее берут? Им специально привозят из Германии?
Лилия посмотрела сквозь рюмку в окно. Там шел дождь.
— Наверно, привозят, — ответила она равнодушно. — Подвал «Тевии» битком набит рулонами.
Сердце у Яниса забилось сильнее. Вот он и выполнил свое первое задание!
Через две недели среди бела дня в помещении газеты «Тевия» взорвалась бомба. На улице столпились солдаты и эсэсовцы. Пожарные тушили огонь. Тем временем во двор въехал грузовик, и три человека быстро выкатили из заполненного дымом подвала несколько рулонов. На них никто не обратил внимания…
Хозяин велосипедной мастерской часто болел и постепенно доверил Янису договариваться с клиентами, принимать заказы и вообще вести все дела. Это было на руку юноше. Он мог когда угодно уходить с работы.
Встретившись с Лилией, Янис театральным шепотом рассказал ей о взрыве в редакции «Тевии». Эта новость была уже известна всей Риге. Никто не уполномочивал его говорить с матерью на эту тему, но он вошел во вкус игры, с удовольствием пил коньяк, без прежней опаски разглядывал сидевших за столиками немцев. Сознание важности своей миссии возвышало его в собственных глазах, и у него иногда возникало совершенно мальчишеское желание намекнуть о своей роли Лилии. Зная, что она работает в гестапо, он по-прежнему в глубине души не видел в ней врага. Любовь к матери не погасла. Янису только казалось, что он видится с ней для пользы дела. В действительности он скучал и всегда с нетерпением ожидал понедельника.
…Осенью 1943 года Лилия как-то мельком проговорилась, что через несколько дней на Домской площади состоится «митинг» жителей Риги. Жители должны будут принять резолюцию, осуждающую решение московского совещания министров иностранных дел союзных держав, в котором говорилось, что Латвия после войны должна остаться в составе Советского Союза.
— Немцы хотят, чтобы рижане «потребовали» присоединения Латвии к великой Германии, — сказала мать. — На площади уже строят трибуну. Ты в этот день, пожалуйста, не выходи из дому, а то еще попадешь в облаву.
Мария разволновалась, услышав новость. Она сразу поспешила к Петеру Зутису, командиру их группы.
…13 ноября рано утром под трибуной на Домской площади раздался взрыв. Доски взлетели на воздух. Толпа, согнанная шуцманами, раздалась в разные стороны. Только случайно не погибли гестаповские генералы и сам рейхскомиссар «Остланда» Лозе. Они опоздали и приехали на площадь через пять минут после взрыва. «Митинг» был сорван. Он так и не состоялся.
…Опять наступила весна. Мостовые обледенели, и прозрачные ручьи, звонко журча, торжествующе бежали по улицам. В ледяной изменчивой воде играли солнечные лучи. Багровое солнце то пряталось за серыми массами облаков, то вдруг на мгновение заливало Ригу щедрым потоком золота, словно специально для того, чтобы людям было о чем погоревать, когда снова зарядит нудный, мелкий дождь.
У Скроманиса был радиоприемник, и он перепечатывал на машинке сводки Советского Информбюро. Войска маршала Соколовского перешли границу Латвии и двигались с боями по побережью Балтийского моря. Ежедневно в Риге пылали пожары. Сгорел склад боеприпасов возле вокзала, неизвестные люди вскрыли вагоны с антикварными вещами, награбленными фашистами и приготовленными к отправке в Германию, и спрятали ценности. Мария потребовала от Яниса регулярных сведений об отправке эшелонов с заводским оборудованием, войсками, отобранным у жителей добром. Среди подпольных групп был распространен приказ Центрального Комитета Коммунистической партии Латвии: не давать фашистам вывозить ценности, принадлежащие народу. Рабочие, рискуя жизнью, зарывали в землю станки и инструменты, а чертежи уничтожали. Участились аресты и расстрелы, но шуцманы ходили по улицам, боязливо озираясь по сторонам.
Янис попросил мать встречаться с ним почаще, объяснив это тем, что нуждается в ее советах в такое беспокойное время и боится долго оставаться в одиночестве. Ресторан «Фокстротдилле» закрылся, и им приходилось теперь назначать свидания в скверах, кинотеатрах и на вокзале. Приходить на улицу Пернавас Лилия категорически запретила.
Гитлеровцы нервничали. Хваленые дисциплина и порядок исчезли. По шоссе к Лиепае непрерывным потоком двигались танки, бронетранспортеры, легковые и грузовые машины. Солдаты с тревогой оглядывали молчаливый лес, обступавший пустынную дорогу. И где-нибудь на повороте асфальт вздымался дыбом, в прозрачном воздухе вырастал бледно-лиловый огненный столб, и груда дымящихся обломков падала на равнодушные сосны…
Мария рассказывала об этом Янису, а Янис со странным наслаждением передавал подробности Лилии и следил за выражением ее лица. Оно оставалось спокойным, но от Яниса не укрылось, что мать в последнее время постоянно напряжена и лишь с трудом сохраняет присущее ей хладнокровие.
Между ними установились непонятные отношения. Они не были откровенны, но как бы вступили в молчаливый заговор. Янис уже не старался казаться беззаботным болтуном. Он задавал вопросы напрямик, требовательно глядя матери в глаза. Любой бы на ее месте сообразил, что он ведет двойную жизнь, и ему самому хотелось, чтобы она об этом догадалась. Но Лилия по-прежнему не интересовалась его жизнью и охотно рассказывала обо всем, о чем он расспрашивал, если, конечно, располагала нужными сведениями. Янис объяснил такое ее поведение тем, что она, убедившись в неминуемом разгроме фашистов и подозревая о его связях с подпольщиками, пытается теперь хоть немного загладить свою страшную вину. Возможно, до нее, наконец, дошло, что она натворила. Во всяком случае, Янису хотелось бы так думать. Но это оставалось догадкой. Понять Лилию до конца он не мог. Будь его воля, он поговорил бы с ней откровенно. Он знал, что ничем бы не рисковал. Она могла работать где угодно, но никогда и ни при каких обстоятельствах не причинила бы вред ему и Марии. Он чувствовал это всем сердцем. Однако без разрешения Марии он не имел права заводить такой разговор, а Мария и слышать об этом не хотела. Она считала Лилию врагом и относилась к ней как к врагу.
Но чем же в таком случае можно было объяснить слова, сказанные матерью недавно в темном зале кинотеатра? Лилия пришла на свидание взволнованная.
— Люди радуются, что Красная Армия близко, однако забывают, что она еще не здесь! — глухо произнесла Лилия, глядя на экран. — Лозе и Ланге пока в Риге, и в подвалах гестапо каждую ночь расстреливают осужденных. На днях я рассказывала тебе об эшелоне с заводским оборудованием, приготовленным немцами к отправке. Позавчера какие-то люди попытались разобрать путь, но были арестованы. Их казнят, а эшелон отправят. Какой в этом толк?
