Альманах «Подвиг» - Ночные окна. Похищение из сарая
Физик убрал колоду и усмехнулся.
— С этим мы разобрались, — сказал я. — А вот как быть с часиками Аллы Борисовны и зажигалкой Бижуцкого?
— Так и знал, что вы об этом спросите. Как догадались, Александр Анатольевич?
— Вчера, во время завтрака, вы пошли за второй чашкой кофе. Проходя мимо столика мадам Ползунковой, наклонились к ней и сказали что-то веселенькое. Часики лежали возле ее тарелки. У меня не было уверенности, что это именно вы. Имелись и другие подозреваемые. Но сегодня, когда вы обмолвились о карточном шулере и обручальном кольце…
Я взглянул на свой безымянный палец на правой руке: слава богу, кольцо было на месте. Тарасевич засмеялся.
— Мог, мог снять! — хохотнул он. — Да, сознаюсь. Моя работа. И зажигалка тоже. И кое-что еще. По мелочи. Но потом я все вернул владельцам. Они и не догадывались. Или не хотели поднимать шум.
— А зачем? — спросил я.
— Разве не понимаете? — отозвался физик. — Да просто скучно! Томлюсь от вынужденного безделья. Вот и стараюсь сам себя развлечь. А заодно и вас.
— Поэтому и подбрасывали мне постоянно в карманы часики и зажигалку?
— Естественно, вам. Ради смеха. Хотелось понаблюдать за вашей реакцией. Не обижайтесь. Веселый я человек, вы это, наверное, уже давно заметили.
— Да уж, веселый, — согласился я. — А где здоровый смех, юмор, самоирония — там нет болезни. Это вам любой психиатр скажет. Зачем же вы тогда напросились в мою клинику? Поставим вопрос так. Вы же сами знаете, что абсолютно нормальны, а легкие неврозы есть у каждого, я сам не исключение.
— А может быть, мне просто хочется немного отдохнуть? — сказал он. — Развеяться среди настоящих психов, в атмосфере дурдома?
— Вы опять шутите. Ложились бы тогда в Кащенко, а здесь вам не дурдом и психов нет. Есть люди с некоторыми слабо обозначенными душевными маниями, и все.
— Бросьте! — возразил он. — Что, разве этот поп-расстрига, грибоед Антон Стоячий не со сломанными транзисторами в голове? Или тот же Бижуцкий? Или Ползункова? Я же тоже за ними наблюдал, изучал, общался.
— И вам, конечно же, было весело?
— Порой нет, — признался он, помолчав. — Мне по жизни приходилось иметь дело со многими идиотами. И среди ученых, и среди военных. Привык, адаптировался. Откровенный болван не так смешон и страшен, как тот, который притворяется нормальным, а тем более ежели он занимает высокий пост. И от него зависят другие, сотни тысяч, миллионы людей.
— Давайте серьезнее, — сказал я. — Что же все-таки заставило вас прийти ко мне?
Физик оглянулся на закрытую дверь, словно опасался, что нас могут подслушать. Теперь он, кажется, не «играл», а действительно был чем-то озабочен.
— Если честно и откровенно, то… электронно-магнитная пушка последнего поколения с биоэнергетическим ресурсом, — произнес Тарасевич, понизив голос. — Так называемая «ЭМБ-4». Вам это ни о чем не говорит, и не надо, — все равно не поймете, а целее будете. Я занимался разработкой этого оружия — суперсовременного, аналогов нет во всем мире! — в своей лаборатории. Наши мудрецы-умельцы еще на многое годятся, вот только штатники все воруют. Начали охоту и за этим прибором. Вокруг меня всегда терлись какие-то подозрительные типы, даже тогда, когда я ушел из лаборатории. Предлагали уехать в Америку, обещали реальные миллионы долларов, исследовательский центр в Неваде, даже намекали на возможность получения Нобелевской премии. В последнее время вообще началась какая-то сплошная круговерть. Постоянная слежка, прослушка телефона. Я даже не мог понять: наши или «ихние»? Чья служба взяла меня под контроль? Мне в общем-то плевать, я свое пожил, да и сделал немало, и ни в какую Америку на старости лет не собираюсь. Но и попадать случайно под машину не хочется. Один из «наших», мой приятель, посоветовал мне временно исчезнуть. А лучшего места, чем ваша клиника, я не нашел. Тихо, спокойно, уютно. То, что надо. Лучше не придумаешь. Вот вам и мой ответ. Другого не будет.
— Тишина и уют порой бывают очень обманчивы, — произнес я. — Вам, как физику, лучше других известно, какие скрытые цепные реакции протекают в ядерном котле.
Я не знал: верить его словам или нет? Может быть, он снова обманывает?
Впрочем, ко лжи и обманам со стороны моих пациентов мне было не привыкать; напротив, я скорее бы удивился, если бы кто-нибудь из них стал рассказывать чистую правду о себе, своем прошлом, нынешнем состоянии, мечтах. Форма самозащиты, ничего более. Желание укрыться за маской, а некоторые, даже саморазоблачаясь, снимали одну личину за другой, так и не доходя до сути — до своего истинного лица. Кому хочется увидеть подлинное чудовище в зеркале? Или, наоборот, — принца, принцессу, считая себя всю жизнь уродом? Это ведь тоже оборачивается определенной душевной травмой, отторжением своего нового облика, когда человеку невозможно доказать, что он — прекрасен, умен, талантлив и его могут, должны, обязаны любить.
Вот взять, например, Елену Глебовну Стахову. Она как раз сейчас сидела передо мной в комнате с фальшивым камином и рассказывала о своей жизни. Ей было необходимо выговориться, и я внимательно слушал, хотя порой мои мысли уходили в сторону. В сущности, ее судьба мало чем отличалась от судеб девушек и молодых женщин этого «пепсиколовского поколения», чье взросление пришлось на девяностые годы и чьим жизненным кредо было стать любовницей олигарха, фотомоделью или на худой конец валютной проституткой. Просто другим повезло гораздо меньше, и они окончили жизнь в турецких борделях. Стахова даже успела получить высшее образование, что уже само по себе неплохо. Но потом — все как по расписанным именно для этого поколения нотам: презрение к нравственным ценностям, жажда красивой жизни, денег, постоянное унижение, грязный секс, отрицание любви, Бога, пустота в душе, алкоголь, наркотики, мерзость запустения… Была панель на Тверской, съемки в порнографических киношках, массажный салон с эротическими услугами, вызовы к богатым и известным клиентам; затем переход на более качественный уровень — политики, олигархи, министры. Был даже один бывший генеральный прокурор России.
— …Я знала, что меня подставляют, используют, — говорила Елена Глебовна. — Что ведется съемка скрытой камерой. Но это как бы входило в «контракт». И я старалась, как могла, чтобы этот прокурор выглядел на экране как можно более отвратительней, слюнявей. К тому же я была не одна, еще две девицы. Потом прокуроришка слетел со своего поста, а я получила десять тысяч баксов. Скажете плохо — заработать такую приличную сумму за одну ночь?
— Не скажу, — отозвался я. Интересно, что за «композитор» расписал «ноты» для этого поколения? Какой ядовитый раствор пепси влил им в рот? Где находится его химическая лаборатория? Уж точно, не в России. Здесь, как фантомы и призраки, бродят лишь верные слуги этого композитора-алхимика, послушные исполнители его воли. А ведь Леночка Стахова ровесница моей Анастасии! Но кто придет после них, через десять-пятнадцать лет? Когда, возможно, если исходить из «хронофутурологии» Тарасевича, и самой России-то, как государства, уже не станет? Нравственные монстры, нежить без обличья, пасынки Бафомета, за которым безуспешно гоняется Волков-Сухоруков, или «новые люди», существа «высшего порядка», отринувшие равно и добро, и зло, весь гибнущий мир, а заодно и собственные души, — беспощадные воины грядущего, последнего Сражения?
