Андрей Коробейщиков - Пустенье
Проводник Рома деловито кивнул. Для него пятьдесят долларов были весьма солидной добавкой к стандартной оплате, а найти волчье логово было для него делом привычным и, можно даже сказать, обыденным.
Спустя полчаса они миновали заброшенный полевой стан и вышли к старой, полуразвалившейся избе, чернеющей сгнившими бревнами.
– Вот здесь у них нора, – Рома кивнул молодому парню на большой заросший лесом холм невдалеке.
– Ну так пойдем? – было видно, что молодые люди уделяют много внимания своему физическому состоянию, потому что получасовой переход их нисколько не утомил.
– Пойдем, – прищурившись от солнца, согласился проводник, и четверо людей вошли в предгорный лес, встретивший их настороженной трескотней кузнечиков.
***
Они остановились около того же уличного кафе, где обедали Санаев с Арамовой несколько дней спустя. Все столики были заняты, и шашлычник, молодой парнишка восточной внешности, вынес для них дополнительный комплект из своей палатки. Столик он собрал за несколько минут, протер его влажной тряпкой и, подставив стулья, побежал к мангалу, на котором аппетитно дымились на длинных шампурах зажаристые шашлыки.
– Что-то сердце у меня неспокойно как-то… – Филатов глубоко вздохнул, стараясь не смотреть на своих собеседников. – Вроде все правильно, а как-то не на месте что-то…
Санаев кивнул, словно соглашаясь с собеседником:
– Я вообще не представляю, как мы теперь дальше жить будем со всем этим?
Филатов внимательно осмотрел привычным фильтрующим взглядом публику за соседними столиками.
– Слушай, Сева, а правду Данилыч про этот Колодец рассказывал? Ну, в смысле, вы же с Анной барнаульские, может, вы это все и раньше ощущали?
– Да, под многим, что он нам рассказывал, я лично подпись могу поставить. Я ведь, когда первый раз про Колодец услышал, вообще в шоковое состояние впал: для меня многое моментально встало на свои места, хотя многое стало еще запуганнее. Я даже архив начал свой создавать.
– Что за архив? – Филатов поблагодарил шашлычника, который принес им три тарелочки с дымящимся мясом, и вновь повернулся к Санаеву, внимательно слушая его.
– Статистика различных необычных происшествий и наблюдений.
– Ну что это за происшествия?
– Видишь ли, уже давно говорят о том, что в конце этого десятилетия произойдут какие-то глобальные перемены на Земном шаре. В частности, произойдут глобальные изменения на политической и географической карте мира, поменяются полюса, произойдут перемены в климате, изменится даже временная метрика. Согласно многим предсказаниям, эти изменения начнутся именно с Сибири. И уж тем более особую роль в этой планетарной трансформации будут играть Колодцы Силы. Я стал наблюдать, связывать между собой иногда даже абсолютно разноплановые события. В моем архиве полно материалов по «серебристым облакам», климатическим скачкам, редким наводнениям, пожарам, землетрясениям, НЛО… Но самое главное, – Санаев наклонился к столику и заговорщицки прошептал, – я нашел древний Герпад – тоннель, через который ургуды пытаются выбраться наружу!
Про Герпад им рассказывал минувшей ночью Данилыч, упоминая его в своем повествовании об истории Барнаула. Теперь эта информация так же обретала реальные черты, как и все остальное, о чем говорил им старый «троповик».
– То есть? – Филатов перестал жевать, застыв с полным ртом и изумленно разглядывая Санаева. Анна тоже удивленно посмотрела на мужа.
– Я нашел барнаульский Герпад, – веско повторил Санаев, – раньше я сомневался, а теперь знаю это наверняка. Во-первых, я узнал место: это старый район города, где-то рядом с местом, куда водил нас в Сновидении Данилыч. Во-вторых, я много понял из его рассказа. Я уверен – зал, который я нашел, это барнаульский Герпад!
– Почему ты мне ничего не говорил? – растерянно спросила Анна.
– Потому что я не знал еще толком, что это такое.
– Сева, как же ты его нашел? – было видно, что Филатова эта тема очень сильно заинтересовала.
– Я занялся подземными изысканиями почти сразу, как только получил от Коврова информацию о Колодце Силы. Это совпало и с созданием «Темного Ветра». Сначала я изучил все доступные архивы, потом приступил к самостоятельным поискам. Но, к сожалению, ничего путного не обнаружил. Ситуация сдвинулась с места, когда я познакомился с Осьминогом –местным диггером.
– А что, и в Барнауле такие есть? – присвистнул Филатов. Ему доводилось слышать про московских, питерских и даже новосибирских диггеров. Но слышать про барнаульских исследователей подземных коммуникаций ему не приходилось.
– Конечно, есть! Но их единицы, дело в том, что подземелье Барнаула ограничивается в основном системой сливного коллектора, и все. Поэтому особенно исследовать там нечего. Но оказалось, что в районе старого города, особенно в районе, где размещались медеплавильные заводы, есть очень интересные подземные полости, причем искусственного происхождения. Часть из них принадлежала монетной индустрии: склады, плавильные печи, воздуходувы… Но некоторые помещения имели довольно отдаленное отношение к обычным человеческим постройкам. Когда я познакомился с Осьминогом, он мне понарассказывал много интересного про эту загадочную область. Оказывается, туда могут проникать только очень хорошо подготовленные диггеры. Входы в эти коммуникации очень трудно найти и отличить от канализационных тоннелей. Кроме того, подземные ходы в этой части города очень опасны, и было уже несколько случаев, когда диггеры, ушедшие под землю, не возвращались. Мы с Осьминогом объединили наши усилия и нашли внизу очень интересный зал, который Теперь я могу с полной уверенностью идентифицировать.
– Вот было бы интересно слазить туда, – по-мальчишески загорелся этой идеей Филатов.
– Ребята, вы забыли, что говорил Данилыч? – Анна махнула рукой шашлычнику и, когда тот подошел, попросила у него принести холодной минеральной воды. – Если это действительно Герпад, нам нужно держаться от него подальше, как, впрочем, и от Барнаула вообще.
– Насколько я помню, Данилыч говорил, что Герпады надежно изолированы от нашего мира.
– Герпады изолированы, но дело в том, что в этом Герпаде, скорее всего, скрывается раненый зедарк. Это единственное место в городе, где он может чувствовать себя комфортно и где грани между мирами максимально стерты.
За столиком воцарилось молчание, все обдумывали сказанное. Первым заговорил Филатов:
