Яков Волчек - Сын Карая
– А ну еще! – Геворк самодовольно усмехался. – Бум!
Маузер постоял, подумал, угрюмо зевнул и, неторопливо повернувшись, затрусил к вольеру, согнувшись, прополз под дверцей и лег на подстилку.
– Ко мне! Ко мне! – разъяренно кричал Геворк.
– Оставьте старика в покое, – весело посоветовал журналист, – пес просто решил, что вы над ним издеваетесь.
Полковник молчал.
Андрей понимал, в чем дело. Маузер, давно не работавший на плацу, усомнился в своих силах. Теперь его уже не заставишь выйти из вольера. Андрей вздохнул и пошел за Дикарем.
Он слышал, как за его спиной Геворк объяснял гостям:
– Кличка «Дикарь», или «Карай-второй». От хороших родителей: мать – Дианка, отец – известный Карай, который одно время в нашем питомнике шел вровень с Маузером. Проводник Витюгин, очень толковый. Дикарь – середняк. Ничем особенным пока не отличился.
Все это было верно. И обидно.
«Карай шел вровень с Маузером». Как бы не так! Такого пса, как Карай, в питомнике, может, никогда больше не будет.
Дикарь стоял в вольере, просунув нос меж прутьев, и, вздрагивая от волнения, ждал хозяина. Он молчал, когда мимо проходили чужие люди. Завидев Андрея, он тихонько заскулил и начал вертеться в вольере, становясь то у одной, то у другой стенки на задние лапы. Из клетки он выскочил стремительно, но сразу присмирел и стал у левой ноги хозяина – все сделал, как полагается. При этом он не обидел и себя – тихонько потерся серым боком об руку Андрея и застенчиво, с никогда не гаснущей надеждой заглянул в лицо человека: «Ну как, хозяин, добрый ты сегодня?» Андрей молча пристегнул поводок и пошел с собакой на плац.
После Маузера, наверно, Дикарь покажется гостям ничтожеством. Это естественно. И обижаться тут нечего.
Все же Андрей не ждал, что журналист предложит:
– Снимите одну доску. Высоко для него.
– Нет, – сухо проговорил Андрей, – должен взять.
Он жестом послал Дикаря вперед. Пес прыгнул. Он очень хотел выполнить приказ, очень старался, но задние лапы не нашли опоры, скользнули по доске, и пес упал на землю.
Полковник сказал:
– Вы не чваньтесь, можете уменьшить высоту.
Андрей упрямо мотнул головой:
– Служебно-розыскная собака обязана брать два метра, товарищ полковник.
Дикарь повернул морду к хозяину, чуть шевельнул настороженными ушами. В его глазах Андрей прочитал готовность. Ничто не отвлекало пса. Все дело только в том, что он разболтался без тренировки.
Надо было подать команду. Андрей медлил.
Он шагнул вперед и положил руку на теплую плоскую собачью голову. Дикарь вздрогнул, весь сжался на секунду от непривычной ласки. Андрей чувствовал, как напряглись у собаки мускулы. Он сильнее сдавил мохнатую теплую голову. И это было как просьба: «Сделай ради меня».
«Ради тебя – могу, – сказали преданные собачьи глаза. – Ради тебя – что угодно».
– Барьер!
Собравшееся в комок серое тело метнулось к щиту. На секунду оно показалось Андрею ракетой, выпущенной в небо.
– Ну и прыжок! – восхищенно сказал журналист.
Этого успеха Андрею было мало.
– Барьер!
Второй прыжок был еще лучше прежнего.
…Почему же все-таки Андрею сейчас так неловко перед самим собой? Почему не радуют успехи Дикаря?
Ведь он ни за что не приласкал бы собаку просто так, бескорыстно, хотя и знал, как ей этого хочется. Сердце не звало его переступить раз навсегда намеченные границы делового контакта. Зато, когда от собаки потребовалось чрезмерное усилие, тогда – пожалуйста! – он снизошел до ласки. И в этом было что-то унизительное, спекулятивное. А главное – что-то такое, чему в дальнейшем все равно не будет места в отношениях этого человека с этой собакой. Андрей как бы обманул собаку – вот что было самое неприятное.
Но Дикарь сейчас был готов на любые подвиги. И это надо было использовать.
– Бум!
Пожалуйста! Смотрите все! Пес храбро идет по бревну.
– Бум!
Идет в обратную сторону.
– Бум!
Вот на этом-то и сорвался Геворк. Может, в третий раз уже не стоит гнать Дикаря на бревно? Да нет, можно и в третий раз, и в четвертый. Отказа не будет.
– К лестнице!
Согнув лапы, Дикарь в противоестественной позе ползет по круто поднимающимся вверх перекладинкам. На верхней площадке он приостанавливается, чтобы перевести дыхание. Теперь самое трудное – крутой спуск: головой вниз, а неверные задние лапы еще где-то наверху и осторожно нащупывают круглые перекладинки.
– Ко мне, Дикарь!
Становится у левой ноги. И точно так, как когда-то Карай, спрашивает взглядом: «Что еще нужно? Приказывай, хозяин!»
Все-таки – сын Карая.
Потом Андрей посылает пса на задержание. Парень в просмоленном комбинезоне отбивается, стреляет в землю. Небольшая серая собака стремительно бросается нэ него, сбивает с ног.
Дикарь, сын Карая. А все же – не Карай.
Полковник доволен. Благодарит за службу.
Журналист фотографирует собаку. Просит, чтобы проводник рассказал о ней поподробнее.
– Оставляет, знаете, самое лучшее впечатление…
– Что рассказывать? – сухо говорит Андрей. – Вы же слышали характеристику, данную начальником питомника: посредственная служебная собака.
Андрей ведет пса к вольеру.
Дикарь прижимается боком к сапогу. Ждет, просит прощальной ласки. Чуть слышно повизгивает от волнения.
Хозяин сурово отстегивает поводок, жестом посылает пса в клетку и запирает дверь.
ДИКАРЬ НА РАБОТЕ
Свидетелей было много. Больше, чем нужно. Один опровергал другого.
Путевой обходчик Сантросян видел ночью группу людей, суетящихся возле машин. Кажется, их было трое, но может, и четверо. Сантросян знал, что под вечер на станцию прибыли платформы с грузовыми автомашинами «ГАЗ» для колхоза «Верный путь». Он посчитал этих людей за представителей колхоза. А почему, собственно, он должен был заподозрить их в чем-то нехорошем? Люди работали у машин не таясь, громко переговаривались. Ему даже показалось, что среди них был тот колхозник – он не знает его имени, – который сопровождал машину с завода до станции назначения. Но, возможно, он ошибается. Было темно, ручаться ни за что нельзя. Сантросян крикнул этим людям:
– С обновочкой вас! С приобретением!
Они вежливо отозвались:
– Спасибо на добром слове!
– Забираете, значит, грузовички?
– Да вот шоферов вызвали из колхоза. Как развиднеется, двинемся в путь.
И он ушел. Ни о чем плохом не подумал.
Еще военный их видел. Лейтенант. Шел домой со свидания. Чтобы укоротить дорогу, пересек железнодорожное полотно и хотел обогнуть приземистое здание вокзальчика. Они сами его окликнули. У них не было спичек, чтобы зажечь фонарь. «Темно, – сказали, – работать не видно». Какая у них работа, лейтенант не поинтересовался. Голос, который окликнул лейтенанта, звучал мужественно, солидно. А вообще их было двое. Это точно. Потом, придя домой, лейтенант подумал: «Зачем им фонарь, когда они могут включить фары на машинах?» Но он тут же чем-то отвлекся и перестал об этом думать. Люди на пустыре действовали уверенно и уж во всяком случае никак не были похожи на злоумышленников. Лейтенант даже посоветовал им не шуметь, а то ведь они могут обеспокоить железнодорожников, живущих в окрестных домиках. Его, лейтенанта, это, конечно, не касалось, но уж такой он человек – не может пройти мимо, если видит беспорядок.
