Борис Михайлов - Любовная лихорадка и золото скифов
— Рядовой Вакер, кто позволил копаться в моих вещах! — заорал он, изменившись в лице.
— Смею доложить, герр лейтенант, готовлюсь мыть пол, решил навести порядок.
Лейтенант сообразил: если Эрвин догадался, почему не отправлено это богатство с остальным грузом в Германию, лучше не поднимать шума.
— Думаешь золото? Бронза. Музейной ценности не представляет. Друзья где-то нашли, притащили мне.
"Рассказывай — ценности не представляет. Золото настоящее. Друзья… Лейтенант не промах. С таким богатством после войны можно неплохо зажить"! — подумал Эрвин и счел за лучшее промолчать.
— Уборкой занимаешься? — сменив тон, спросил Браун, словно не застал солдата за инспекцией своих вещей.
Эрвин продолжил игру и подтвердил.
— Так точно, господин лейтенант. Два дня пол не мыли, я и вытащил все из-под кровати, чтобы не намочить.
Из хозяев в доме жили неопределенных лет старуха и ее одиннадцатилетняя внучка Даша. Немцы с ними почти не общались. В обязанности русских входило следить, чтобы в сенях всегда стояли ведра с водой, и был наполнен рукомойник, они же выносили из-под него грязную воду. И полы мыли обычно русские — бабка или внучка, почему рядовой Вакер решил заняться полами, лейтенант не поинтересовался.
Эрвину ничего не оставалось, как взяться за мойку полов, а лейтенант с трудом поднял узел и унес. Мешок с досками оставил. Эрвину не пришло в голову проследить, куда лейтенант перепрячет узел, и вскоре забыл о нем. Другие проблемы волновали молодого солдата. Всё реже удавалось встретиться с Ольгой. Лейтенант в последнее время стал нервным, часто срываться на крик, психовал. Ежедневно таская свою команду в места раскопок, стал торопить, не позволял подолгу перекуривать как раньше. Возвращались поздно ночью.
Приказами коменданта команду особой миссии все чаще отправляли на общие работы, ставили в наряды. Привилегированное положение таяло с каждым днем. Положение в городе осложнялось. Ночью на рейде появлялись боевые катера русских и обстреливали город, активнее действовали партизаны. Все шло к тому, что город, в котором так беззаботно шла служба, придется оставить и оказаться на настоящем фронте. Русские приближались. Вслух этого не говорили, но чувствовалось по общей нервозности, разговорам в бане, частым дежурствам и участившейся ночной стрельбе.
Оставить город пришлось неожиданно. Эрвин снова увидел мешок с иконами и тщательно перевязанную плащ-палатку с окладами икон и разной археологической мелочью. Вещи эти, судя по всему, лейтенант оставил для себя, не собирался отправлять в рейх. Достал их в ожидании автомобиля, который должен был забрать остальные ценности, наваленные в сенях, и музейную команду. Вместо долгожданного грузовика подкатила легковушка с полковником из строительного дивизиона, родственником лейтенанта. Не выходя из машины, он подозвал его.
— Брось всё и садись! — услышал Эрвин приказ своему командиру. Лейтенант что-то вполголоса говорил полковнику. Тот махал руками и сердился. Лейтенант объяснял, что за его командой с минуты на минуту подъедет заказанный грузовик, и он со всем своим имуществом покинет город.
— Я перед твоим отцом в ответе. Это приказ! — кричал полковник.
Со стороны моря нарастал гул канонады.
Лейтенант передал офицерам на заднем сидении мешок, вернулся за узлом, намереваясь и его взять. Офицеры потеснились, и мешок занял оставшееся место. Полковник вылез из машины, схватил упирающего Йозефа, отбросил в сторону узел и, не слушая объяснений лейтенанта, затолкал его в машину. Лейтенант успел только крикнуть Эрвину, чтобы позаботился о грузе. Плащ — палатка, связанная в узел, осталась на дороге.
Легковушка с офицерами уехала. Эрвин остался один с тяжелыми ящиками в доме и узлом. Ганс и Густав, откомандированные к комендантскому взводу, второй день не ночевали дома. Эрвин сам должен был решать, как спасаться, что делать с хрупким грузом археологического добра. Время шло, стрельба прекратилась, а машина все не подходила. В наступившей вдруг тишине Эрвину стало страшно, и он решил, пора уносить ноги. Достал нож и вспорол узел лейтенанта. Из него посыпались знакомые металлические предметы, монеты, черные и блестящие пластинки. Эрвин отсыпал немного золотых фигурок себе в вещмешок, в надежде поделиться с лейтенантом, если спросит, и тут прибежал запыхавшийся Густав. В доме остались его вещи.
— Набирай, сколько унесешь, — предложил Эрвин.
— На кой оно, старье музейное! Лейтенант объяснял, — не золото, и даже не серебро.
— А я тебе говорю — золото! Возьми хоть немного, поверь, пригодится.
— Что с ним делать? Все равно отберут, обвинят в мародерстве — расстреляют. И лейтенант не поможет.
Густав так и не поверил, что грязные железки — золотые бляшки. Несколько пластинок с рельефами зверей все же взял.
— Давай скорее со мной, у комендатуры последние машины. Лейтенант драпанул, бросил нас.
В необычной тишине далеко было слышно, как натужно гудели, поднимаясь по шоссе, ведущему в Симферополь, грузовики. Увозили последнее воинское имущество и солдат. Все шло к тому, что Эрвину и Густаву придется своим ходом бежать от наступавших русских.
— В сорок первом тоже оставили город, а потом вернулись. Может, и на этот раз вернемся, — сказал Эрвин. — Лейтенант не простит, что не сберегли его добро. Может, хоть узел закопаем?
— Машины уйдут, пехом придется убираться, — не сразу согласился Густав.
— Думаешь, меня одного накажет? И тебя отправит на передовую!
Густав не стал дальше спорить, и они оттащили разорванный узел к туалету, рядом с которым недавно выкопали новую выгребную яму. У будки туалета стояли оставленные лопаты. Сбросили узел на дно ямы, засыпали землей, еще не успевшей затвердеть, нарубили лопатами и накидали сверху веток, травы и побежали к комендатуре.
…Вернуться не удалось. Русское наступление продолжилось, не останавливаясь до самого Берлина и полной капитуляции Третьего рейха. Лейтенанта Йозефа Брауна Эрвин с Густавом больше не видели. Эрвин встретил его только после войны.
Оставив Крым, Эрвин с Густавом продолжили службу в стрелковом батальоне бывшего помощника военного коменданта Феодосии. Густав как-то похвастался золотыми безделушками, и, начальство, узнав про археологическое богатство из имущества лейтенанта, заставило его и Эрвина всё сдать. Густав вскоре пропал — взяли в плен или был убит. О закопанных сокровищах знал теперь один Эрвин.
Фигурка непонятного зверя, зашитая в подкладку кителя, сохранилась до конца войны. Не нашли ее в лагере и американцы. Через год после войны, Эрвин, читая в газете о Мюнхенской глиптотеки, встретил фамилию бывшего командира лейтенанта Йозефа Брауна. Написал в музей и через день Йозеф, приехал к Эрвину в Штутгарт. Пытал, что стало с оставленными в плаще вещами. Судя по автомашине, костюму, богатому набору продуктов, что привез в подарок, бывший лейтенант не бедствовал, как Эрвин, и процветал при американцах. После долгой торговли, он купил у Эрвина фигурку крылатого кота за пятьсот долларов. Помог Эрвину добиться разрешения открыть автомастерскую.
