Тори Халимендис - Великая шаисса (СИ)
— Плова, шаисса? — вернул меня к действительности мелодичный голос Салмеи.
— Нет, благодарю. Лучше передай мне блюдо с баклажанами в остром соусе. Я не очень голодна.
— Но от лукума точно не откажешься, — поддразнил Селим. — Особенно от вишневого.
— Не думаю, что способна так объесться, чтобы отказаться от лукума.
— Ты всегда любила сладкое, сестренка. Помнишь, в детстве мы с Баязетом таскали для тебя лакомства с кухни?
— Как я могу забыть? А Найме потом ворчала, что у меня липкие руки.
— И повар стыдил нас, если ухитрялся поймать, — засмеялся Селим.
— Точно! Помню, такой толстяк был. Пробовал каждое блюдо раз по тридцать.
— А от особо вкусных ухитрялся испробовать едва ли не треть. Зато как зорко наблюдал за прочей кухонной челядью, чтобы ни крошки не стянули.
— И так смешно ругался, когда кто-то из поварят случайно перевернул кувшин со щербетом.
— Ругался? Да он чуть не прибил бедолагу!
Весь обед мы предавались воспоминаниям детства. А когда дошли до десерта, Селим поинтересовался, не желаю ли я встретиться с послами Северного Королевства.
Я запила лукум мятным чаем и ответила:
— Спрашиваешь! Я ведь говорила уже, как мне хочется с ними познакомиться!
— Тогда я приглашу завтра принца и его приближенных на обед?
— Мой Император, — тут же вмешалась Лайла, — а твои жены тоже будут присутствовать?
Я отвела глаза. Похоже, невестка рассчитывает на очередной подарок. Салмея же, напротив, вовсе не выглядела довольной. Она была женщиной тихой и застенчивой, перед посторонними людьми робела. Я знала, что она оставалась неизменно вежливой даже с рабынями, не представляя для себя возможным понукать ими. Почти все служащие дворца любили ее, лишь приспешники главной жены относились с некоторым пренебрежением, которое, впрочем, старались замаскировать. Жаловаться было не в природе Салмеи, но если бы слухи об оказанном матери Фирузе неуважении дошли до Селима, то страшно даже представить, что он сделал бы с обидчиком жены. Вот поэтому даже прихвостни Лайлы в глаза улыбались и кланялись Салмее. Сама же Лайла полагала вторую жену размазней, которой и опасаться-то не стоит. Я бы с ней не согласилась, но разубеждать невестку у меня желания не было. Да и я тоже подозревала, что Селим женился на Салмее из-за того, что та была матерью его первенца, пусть и девочки. Я к тому времени уже вышла замуж, потому всех подробностей, само собой, не знала, но впечатление у меня сложилось именно такое.
— А вы тоже желаете познакомиться с северянами? — спросил Селим у жен.
— Конечно, нам очень интересно, — тут же ответила Лайла.
А вторая жена опустила глаза и тихо произнесла:
— Как скажет Император.
Мне на мгновение стало жаль Салмею: я-то знала, что она предпочла бы провести время со своей дочерью, а не развлекать абсолютно неинтересных ей гостей, но перечить мужу женщина ни за что бы не осмелилась.
— Значит, решено, — заявил Селим. — Кстати, Амина, не желаешь взглянуть, шкуру какого зверюги я получил в дар? Я даже и не знал, что такие водятся на белом свете.
— Обязательно взгляну, — пообещала я. — Мне интересно, каким должен быть зверь, чтобы даже ты удивился.
Охоту брат любил, пусть даже в последнее время ему все реже удавалось выкроить время для нее. Раньше они с Баязетом могли уехать на неделю в охотничий домик, а по приезду с гордостью демонстрировали всем свои трофеи. Помню, как я просилась с ними, и плакала, когда отец запретил, заявив, что шаиссе на охоте делать нечего. И раз шкура невиданного зверя так поразила Селима, то, должно быть, при жизни это был настоящий монстр.
— Тогда пойдем, — оживился Селим. — Я распорядился постелить ее на пол в своем кабинете.
Стоило брату отставить чашку с недопитым кофе в сторону, как все мы встали из-за стола.
— Потом я загляну повидаться с Фирузе, хорошо, Салмея?
— Разумеется, шаисса. Дочурка будет очень рада, она со вчерашнего дня донимала всех вопросами, когда же приедет ее любимая тетя, — губы Салмеи тронула нежная улыбка.
Когда женщина заговаривала о своей дочери, то глаза ее словно лучились, наполняясь светом, и в такие моменты она казалась краше Лайлы. И почему только мужчины не ценят подобную красоту? Или все-таки ценят, но иначе? Их влекут к себе яркие страстные бабочки, а женщин, подобных Салмее, они предпочитают видеть матерями, а не возлюбленными.
Мы шли по вымощенной разноцветными камнями садовой дорожке, вдоль которой цвели пышные кусты алых роз, источающих одуряющий аромат.
— Будет гроза, — заметила я.
— Не помешало бы, — откликнулся Селим. — Последние десять дней стояла засушливая погода, если так пойдет и дальше — урожай попросту сгорит.
— Похоже, Небесный Отец смилостивился над нами. Смотри, небо уже начинает затягивать. Лишь бы дождь не был кратковременным.
Подобные дожди не были редкостью. Частенько после быстропроходящей грозы выглядывало жаркое солнце и уже через час казалось, что непогода попросту примерещилась. Но сейчас столице и ее окрестностям действительно не повредил бы затяжной дождь. Конечно, в крайнем случае можно было вызвать его с помощью магии, но такой способ обходился довольно дорого, и надо было еще подсчитать, что выгоднее — закупить зерно у соседей или потратиться на изменение погоды. Сейчас же нам повезло. Поднялся ветер, теплый, но сильный. Солнце быстро скрылось за тучами и первые тяжелые капли ударили о землю, когда мы еще поднимались по ступенькам. Слышался доносящийся от черного хода смех и визг — это служанки и рабыни, работавшие либо проводившие свободное время в саду, спешили укрыться от непогоды. Я улыбнулась.
— Как же все-таки хорошо дома!
— Рада, что вернулась?
— Еще бы! Помнишь — «мое сердце навсегда в Наргази»?
Теперь пришла очередь Селима улыбаться, услышав слова песни, которой он научил меня давным-давно.
— Значит ли это, что ты не поедешь в Хафизу и отвергнешь Искандера?
— Ты бы этого хотел, да? Чтобы я выбрала Баязета, а не Искандера?
Селим пожал плечами.
— Союз с Хафизой нам выгоден, но Баязет мне как брат. В любом случае, выбор за тобой. И, каким бы он ни был, я с ним соглашусь.
— Да и самому отказывать отцу Искандера не хотелось, не так ли? Пусть уж лучше это сделаю я. Отказаться неволить сестру — это даже вызывает уважение, а предпочесть старого друга наследнику правителя Хафизы — нанести последнему оскорбление. Так ведь?
Брат промолчал, но я была уверена, что права. Тем временем мы дошли до его кабинета. В моей памяти эта комната все еще оставалась кабинетом отца и входила я туда с опаской, боясь, что Селим переделал ее по своему вкусу. Однако же изменения были совсем незначительными. Я застыла на пороге, рассматривая стены, верхняя половина которых была обита шелковыми обоями, а нижняя — прикрыта панелями из темного дерева, портреты знаменитых предков на них, шкафы, в которых хранились карты и документы, полки с книгами, массивный стол с изукрашенными резьбой ножками. На столе — статуэтка из опала, которой раньше не было, и золотой письменный прибор. А перед столом…
