Василий Ардаматский - Ответная операция
Обед получился невеселым. Даже виски не помогло. Опьяневший больше других Ганецкий предложил петь советские песни. Стали выяснять, какую песню помнят.
— Отставить! — строго приказал Субботин. — Не хватало еще, чтобы на аэродроме услышали советские песни.
Курсанты угрюмо молчали или тихо переговаривались о чем-то своем.
— Иван Иванович, а вы давно оттуда? — вдруг спросил Ганецкий.
Субботин усмехнулся:
— Вовремя… Вот так я отвечу…
— Были там с заданием? — не отставал Ганецкий.
— Было и это.
— Как же вы вернулись… — Ганецкий покраснел. — Нет, я хотел спросить: трудно было вернуться?
— Не очень легко, но и не очень трудно.
Последовал вопрос неожиданный:
— А вам не предложили обеспеченную жизнь в любой стране мира?
— Моему текущему счету вы можете позавидовать, — улыбаясь, ответил Субботин. — Но я решил не прекращать работы, пока Россия не будет освобождена от коммунистов.
Курсанты переглянулись с недоверием.
По вот все разошлись по комнатам. В домике стало тихо. Субботин, запершись у себя, написал краткое шифрованное донесение. Завернул в него вынутую из микрофотокамеры похожую на бельевую пуговицу кассету.
В «Подснежнике» в этот час было еще не многолюдно. Но завзятый пьяница Ганс, конечно, был уже здесь; он сидел за столиком в темном углу ресторанчика. Субботин сел за свободный столик в другом углу, попросил пива и газету. Минут через пятнадцать Ганс покинул свой угол и, пошатываясь, начал обход столиков, прося угостить его пивом. От него отмахивались. Так он дошел до столика Субботина.
— Ладно, кружку пива получишь, — нарочно громко сказал Субботин.
Ганс подсел к столику. Кельнерша принесла ему кружку пива. Субботин продолжал читать газету. Ганс приставал к нему с пьяными вопросами.
Субботин сердито отодвинул газету:
— Ты просил пиво? Получил. Так не мешай мне…
Субботин снова взял газету. Там, где она лежала, за солонкой, остался малюсенький бумажный сверточек.
— Извиняюсь… — покорно пробормотал Ганс. — Посолю пиво и удалюсь.
Ганс ушел… Субботин облегченно вздохнул. После этого он почти целый час продолжал потягивать пиво и читать газету. А потом тоже ушел.
51
Гарц приехал перед самым стартом. Он пожал руку каждому курсанту и пожелал успеха. Началась посадка в самолеты. Солнце только что зашло. Медленно надвигался летний вечер. Его тишину взорвал рев запущенных моторов. Субботин вздрогнул.
— Я вижу, вы волнуетесь? — спросил Гарц.
— Еще бы! — Субботин помолчал. — Теперь начинается экзамен мне.
— Да, вы правы: очень серьезный экзамен. Плохо, что все они оказались, мягко говоря, не очень храбрыми. На аэродроме о них говорят с издевкой.
— Нельзя учить прыжкам накануне заброски! — раздраженно сказал Субботин.
— Вы правы, правы, — задумчиво проговорил Гарц. — Нужно это делать в школе.
— Конечно… Мне теперь возвращаться в школу?
— После вылета. Мы поедем с вами в радиоцентр и пробудем там, пока не придут сообщения от агентов. А потом, я думаю, вы сами займетесь подбором новых и более крепких людей. Ну, а затем — опять в школу.
— А как с группой немецкой?
— Сегодня они тоже уезжают в Берлин и оттуда перейдут в Восточную Германию. Это парни покрепче.
…Самолеты взлетели один за другим с паузами в несколько минут. Ночь встретит их вблизи советской границы. Ну, а там все готово к приему непрошеных гостей. В этом Субботин был уверен. Его охватило такое радостное чувство, что он тихо рассмеялся. Гарц, к счастью, этого не заметил.
Спустя час они уже подъезжали к радиоцентру на окраине Мюнхена. Небольшое здание, невидимое с улицы, стояло в глубине сада. Все окна зашторены. Солдат проводил их по темной аллее к дому и показал на дверь:
— Сюда.
За дверью их встретил другой человек и провел в комнату, где вдоль стен стояла радиоаппаратура. Пятеро радистов с наушниками чуть пошевеливали верньеры настройки. За маленьким столиком сидел офицер. При появлении Гарца и Субботина он встал.
— Пока все идет нормально, — доложил он. — Самолеты точно соблюдают график. Выброска произойдет примерно через три часа.
Гарц молча сел в кресло. Он волновался. Субботин сел у двери. Гарц сделал знак пододвинуться поближе.
— Подлетая к границе, летчики прекращают радиосвязь. Нет ничего хуже томления в неизвестности, — тихо сказал Гарц. Потом он долго молчал, не сводя глаз с радистов.
Те, словно окаменев, сидели с карандашами, готовые в любое мгновение записать радиограммы, которые прилетят из далекой, неведомой им Белоруссии. Все три пары агентов после приземления, прежде, чем запрятать рации, должны сообщить, что у них все в порядке.
— Все-таки ваша Россия, — сказал Гарц, — проклятая страна. Никогда не можешь быть уверен, в успехе.
Субботин молчал. Нетрудно догадаться, что слышать это ему было весьма приятно и даже лестно.
— Вот, говорят, загадочная русская душа, — продолжал Гарц. — Вообще-то я ругаюсь, когда так говорят, запугивая самих себя. Но все же какая-то правда в этих словах есть. — Гарц посмотрел на Субботина и рассмеялся. — А с другой стороны, что загадочного, скажем, в вас? Субботин пожал плечами…
Около полуночи один из радистов начал что-то быстро записывать. Дремавший Гарц вскочил и, подбежав к радисту, смотрел через плечо, что тот писал.
Субботин замер. Неужели его питомцы проскочили, никем не встреченные? Он не мог знать, что в операцию по поимке разведчиков входило и это: дать одной паре возможность — так сказать, для правдоподобия — осуществить немедленную связь с центром.
В принятой и расшифрованной радиограмме говорилось: «Приземлились точно и благополучно. Прячем снаряжение и уходим согласно плану. Номер три».
Больше до утра никаких сообщений принято не было.
Субботин нервничал, хотя отсутствие сообщений от остальных агентов не могло не радовать его.
— Ничего, ничего! — утешал его Гарц. — Терпение, мистер Скворцов! Выброска — это не прогулка туристов.
Но сообщений не было и в течение следующих суток. Только в начале третьих суток пришла радиограмма от пары номер один, в которой находился несостоявшийся писатель Константин Ганецкий. Разведчики сообщали, что они сутки блуждали, пока добрались до леса. Теперь все в порядке — уходят согласно плану.
— Видите, Скворцов, наше с вами терпение вознаграждено. Из трех брошенных нами зерен два уже дали всходы. Если третье не взойдет, все равно мы с вами можем быть довольны. Я лично рассчитывал максимум на одно зерно. Поздравляю вас!
— Спасибо.
Субботин был не на шутку встревожен.
