Альберт Иванов - Мир приключений 1986
На этот раз Бурлака решил поспешить и погнал лодку к добыче резкими, энергичными гребками. «Что, стрелять надо уметь, — приговаривал он себе под нос, работая веслами. — Какой выстрел, черт побери! Ах, какой выстрел!»
Раздался всплеск. На поверхности снова появилась та же черная меховая спина и устремилась к его утке. Состязаться утлой надувной лодчонке с речным хищником было бесполезно.
— Кыш, проклятая! — заорал Бурлака, изо всех сил хлопая по воде веслами.
Спина быстро приближалась к убитой им утке.
— Ах, ты так! — Бурлака в отчаянии бросил весла и схватил ружье. — Тогда получай!
Мгновением позже грохота выстрела по воде вокруг плывущего зверька туго хлестнула дробь. Зверек крутнулся волчком, словно пытаясь ухватить себя за длинный хвост, и перевернулся вверх нежно–желтым брюхом.
Глава 5
Грауфф уже давно отстрелялся, взял двух положенных ему уток и вернулся к Стасу, оставшемуся на берегу около лагеря. Они молча сидели рядом, отложив ружья, и с наслаждением глядели на реку, вбирая в себя ее непрозрачную, зеркальную чистоту, так же как и река вобрала в себя деревья и кусты по берегам, розово–голубое небо и их самих. Отражение все время подрагивало, то хмурясь непрошено набежавшему ветерку, то закручиваясь в веселых, из ниоткуда возникающих водоворотиках, то рябью разбегаясь в разные стороны под ударом тяжелого рыбьего хвоста и серебристым дождиком выплеснувших из воды мальков. Время от времени на реку серыми планерами ложились скользящие тени, и тогда они поднимали голову и глядели на стаи длинношеих птиц. В некоторых Грауфф узнавал анторгских уток, но большей частью они, хотя и удивительно напоминали земных птиц, были ему незнакомы.
— Вы знаете, что это за птицы, Стас? — поинтересовался он.
— В основном водоплавающие. Больше всего здесь уток, но водятся и фламинго, пеликаны, цапли, журавли. То есть не настоящие, конечно, а их, если так можно выразиться, анторгские аналоги.
— Это невероятно, — покачал головой Грауфф, — за тысячи световых лет от Земли встретить почти что ее близнеца. Невероятно.
— Что ж такого невероятного? — возразил Стас — Органическая жизнь развивается в миллиардах миров, и пути се развития бесконечно разнообразны. А согласившись с этим утверждением, нельзя не признать, что в бесконечности вероятны и очень схожие модели эволюции. Может быть, даже идентичные. Но если Анторг и брат Земли, то не родной, а многомногоюродный.
— И все же я должен признаться, что ни на одной еще планете не чувствовал себя так уверенно, по–домашнему, как здесь. Порой я даже начинаю забывать, что не на Земле…
— Сходство, Глен, в основном внешнее. Возьмите тех же уток, например. Нам известно, что они водоплавающие, пернатые, держатся стаями. Еще — что они съедобны для человека и что из них выходят роскошные чучела. И все. Мы даже не знаем, как они появляются на свет. Мы уже привыкли видеть в небе или на реке взрослых особей, но никто никогда не встречал птенцов. Я уже не говорю о гнездах. Не исключено, что они вовсе не несут яйца, как предполагается. Это я вам затем сказал, Глен, чтоб вы поняли, что мы почти ничего не знаем об экологии Анторга. Хотя уже активно в нее включились. Так почему–то получается всегда. Сначала мы проникаем в среду, ломая при этом какие–то устоявшиеся связи и создавая новые, а уж потом начинаем изучать ее. К счастью, экологические системы достаточно гибки и выдерживают в большинстве случаев разумное вмешательство. Точнее, вмешательство до определенных разумных пределов. Но где эти пределы? Кто определит их для конкретного экоцентра, который, кстати, никогда не бывает замкнутым полностью?
— Да, я понимаю вас, — задумчиво произнес Грауфф, провожая взглядом стаю белых длинноклювых птиц, протянувшихся вдоль реки. — На родной планете нам потребовались сотни лет, чтобы перестать пилить под собой сук…
— И еще сотни лет, — подхватил Стас, — чтобы осторожно вернуть к жизни то, что еще можно было спасти, и установить наконец с природой долгожданные «разумные отношения». Понадобилась для этого ни много ни мало вся научная и техническая мощь Земли. А чем располагаем мы в малых колониях? Что есть у нас? Полевая лаборатория, пять–шесть специалистов и право выписывать на экологические нужды полтонны оборудования в год.
— Но человечество обживает и исследует сотни планет. Вы же понимаете, что сразу всюду создать полноценные научные центры невозможно.
— Объективно мне это ясно. Но на практике получается, что, пока колония на планете не станет достаточно развитой и автономной, экология вынуждена тянуться позади экономии. Первобытные люди брали от природы все, что могли, чтобы выжить, приспособиться. Мы тоже сейчас на положении первобытных, мы тоже первые, и, чтобы приспособиться, нам тоже надо брать у природы. Однако между нами есть существенная разница: те первобытные были слабее природы, они отщипывали от нее по крохам, пока не осмелели; мы же уже смелые, мы вооружены опытом и знаниями тысяч поколений и можем сделать с анторгской природой все что угодно. Да, я понимаю, чем скорей будет создана на Анторге экономическая база, тем больше средств и сил колония позволит отдать экологическим исследованиям. Но поймите, каково мне сейчас: вырубают дерево, а я не знаю, какие птицы и насекомые питаются его плодами или листьями; выкорчевывается кустарник, а я не знаю, какие животные лишились укрытия; бульдозер срезает слой почвы, а я не знаю, чьи норы заваливает его нож…
— Стас, будьте справедливы. — Грауфф успокаивающе хлопнул Стаса по колену. — Работы ведутся на ничтожной площади. Живую природу не изгоняют, а только просят слегка потесниться.
— Вот она и «потесняется». Раньше, говорят, пятнистые лоси выходили прямо к строительным площадкам, обезьяны корм брали из рук. А теперь? Даже утки, завидев человека, облетают его стороной.
— Ох, и дались вам эти утки! Ну, скажите, вот убили мы четыре утки, я две и Виктор две, если он, конечно, не мазал все утро…
— И не надейтесь, он не мазал! — с торжественным возгласом появился из–за кустов Бурлака. В одной руке он держал за ложе ружье и роскошную анторгскую утку. Другой рукой, поднятой с усилием на уровень розовых, расплывшихся в улыбке щек, Бурлака сжимал задние лапы похожего на выдру речного зверька. Упругий жесткий мех еще поблескивал не просохшими капельками воды и крови, маленькие глазки тускло застыли за полупрозрачной пленкой век, мертво болтался непристойно алый язык, свесившись из приоткрытой оскаленной пасти. — Вот как надо охотиться! — радостно повторил Бурлака и осекся, увидев выражение лица эколога. Улыбка медленно сползла с его губ. Он перевел взгляд на Грауффа, но и у того лицо точно окаменело.
