Иван Кычаков - Искатель. 1969. Выпуск №6
— Слава героям, мир дому этому, — с церемонным достоинством хлопец снял шапку, слегка поклонился сразу всем. — Насилу добрался…
— Чуприна! — узнал гостя Хмара. — А я думал с тобой уже на небе встретиться. Говорили, будто шлепнули тебя эмгебисты…
— Чтоб ты язык свой поганый проглотил, мухомор трухлявый, — выругался Чуприна. — Добре ж ты гостей встречаешь… А где же ваша городская краля? — спросил Чуприна.
Ива все еще стояла у него за спиной, и он ее не видел.
— Не оборачиваться! — резко потребовала Ива. — Руку из кармана, быстро!
Роман не спеша вынул руку и чуть качнул ее в воздухе — пустая, любуйся. Но Ива явственно ощутила, как окаменела его широкая спина, стянутая ватником, как пружинисто отвел он чуть влево корпус, и снова скомандовала:
— Два крокы вперед! Марш!
И Роман, повинуясь отрывистой, как щелканье чабанского бича, команде, расслабил тело, готовое к прыжку, послушно шагнул вперед.
Старый Хмара моргал, не понимая, что происходит. Вот так же гавкали эсэсовцы в зондеркоманде, в помощь которой их, украинских полицаев, пригнали, когда надо было «робыты порядок» в Раве Русской. Два крокы вперед, обрыв ямы, выстрел…
«Влетел в ловушку? — лихорадочно соображал Роман. — Сколько их? Автомат под ватником, не вырвать… Хоть бы знать, что там творится за спиной…»
Старый Хмара нагнулся, будто хотел поправить завернувшийся половичок, и взялся за ножку тяжелой дубовой табуретки.
— Стоять смирно! — заметила его жест Ива. — Стреляю без предупреждения!
— Течет вода от явора… — медленно сказал Чуприна.
— Яром на долину, — откликнулась Ива. — Красуется над водою.
— Красная дивчина, — продолжал Роман. В известных строчках из народной песни было заменено одно слово: пели в ней о калине. Именно о таком пароле Ива уславливалась с Дубровником. Но это была только часть пароля.
— Дзегаркэ в кармане. Золотые, — уже уверенно сказал Роман.
— Якой пробы?
— Девяносто шестой!..
— Все. Повертайся.
Роман облегченно вздохнул.
— Комедию ломаешь? Мало того, что меня Хмара знает?
— А я могу в нем быть уверена? Курьер неделю не идет, что стряслось? Может, это моего дорогого хозяина работа…
— Предусмотрительная… Был бы таким Дубровник… Убили курьера.
Ива и бровью не повела. Шагнула к столу, положила руку на край, сказала серо, бесцветно:
— Раздевайся, потом доложишь…
«Ишь ты, доложишь… — только теперь начал наливаться гневом Чуприна, — сперва пистоль в спину, а потом раздевайся. Правду передавал Сорока: стерва со взведенным курком…»
Лесник медленно выкарабкивался из шока, в который его поверг неожиданный поступок Ивы. Хмара беззвучно шевелил губами — он бы и вслух высказал все, что думал, но мешало присутствие Ивы.
— Проходи, садись, — сказала Роману Ива. — А вы, Зеноне Денысовычу, перестаньте зубами клацать на ночь глядя… Лучше присаживайтесь к столу.
«Дожил, — еще больше обозлился лесник, — приходит потаскушка какая-то и меня же в моей хате к чарке приглашает…»
А стакан с самогонкой взял.
— Где гостя положите? — спросила она после того, как не спеша и основательно закусили.
— Ты как, с паперами или без них? — спросил Хмара у Чуп-рины.
— Документы есть, только ты ж сам знаешь — кто им поверит, если застукают меня у вас? Что мне здесь делать?
— Тогда упрячем тебя в боковушку.
И объяснил Иве:
— Из той комнаты, где вы спите, ход есть еще в одну, маленькую.
Ива не стала разочаровывать хозяина: она еще в первый день обратила внимание, что пузатый двустворчатый шифоньер красуется не на самом удобном месте, а как раз посредине стены. Обычно в деревенских хатах шкафы стараются поставить косо к углу. В задней стенке шифоньера курьерша обнаружила узенькую дверцу, плотно подогнанную к боковине.
Чуприна ушел вслед за Хмарой в боковушку. Автомат он прихватил с собой.
Ива забралась в постель, свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку, и моментально уснула.
На следующее утро Ива попросила лесника отправить «грепс» в город, Сороке. Она сообщала, что родственник, которого она так долго разыскивала, с божьей помощью умер, да так неожиданно, что и к похоронам приготовиться не успели, а сама она заболела, температура очень высокая, и потому должна отлежаться, чтоб не вызвала болезнь осложнений. Ива просила коханого друга уладить ее дела в институте, чтобы зря не волновались коллеги по учебе, знает она их беспокойный характер, еще искать начнут. Если надо какие документы про хворобу, то пусть выручит Стефан, его можно найти в мастерской Яворского, он все может, среди его клиенток есть и врачи. Все это лесник тщательно зашифровал и послал по подпольной «почте».
Роман Чуприна подробно информировал Иву о гибели группы закордонного курьера. По его словам выходило так, будто Дубровник чуть ли не нарочно искал себе смерть. Адъютант Рена не удержался и обозвал курьера пыхатым дурнем, петушком из чужеземного пташника, который решил их, местных «боевиков», учить храбрости. Ива поморщилась при этих словах и вяло одернула Романа — скорее для порядка, чтобы не подрывать авторитет закордонного провода.
— Дубровник думал, эмгебисты на ходу спят, а они все видят, даже когда в другую сторону смотрят. И командиром группы был Малеванный — тот самый, который всех жителей района в лицо знает. Вот так и живем, — меланхолично заключил Чуприна, — сегодня по земле топчемся, а завтра землею укрываемся, и растет на наших останках золотое жито.
— Поэтично, — поджала пухлые губки Ива. — А может, чертополох да сорняки всходят?
Роман не стал возражать — может, и чертополох. Настроение у него было паршивое, будто сунул кто кончик ножа в сердце и слегка поворачивает в разные стороны.
— А теперь припомни, будь ласка, слово в слово, что Дубровник тебе говорил, и ты ему, как из села выбрались, когда вас из автоматов стали пригощать, и как ты в живых остался, а хлопцы погибли. Приказ тебе был простой и ясный: что бы ни случилось, выручать курьера, но ты передо мной сидишь, он же погиб…
Все свои вопросы Ива задавала очень доброжелательно, только веяло от той доброжелательности холодом, как из ледника.
— Следствие разводишь? — сердито спросил Роман. — Я уже про все доложил Рену. Для меня он начальник…
— И я тоже, — медово-сладким голоском подсказала Ива. — Есть у меня такие права, не сомневайся… Только мне следствие ни к чему, меня другое волнует. Вот сейчас на эту хату налетят «ястребки», а ты в окно и — ходу, бросишь меня так же, как оставил в беде Дубровника.
