Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — монарх
А на двух столах ларцы и шкатулки, среди них почти нет украшенных драгоценностями, но от каждой веет тысячелетиями и тайнами. Там же на столе и прочие непонятные для обоих штуки, только я знаю, что это Комья Мрака, Небесные Иглы и Костяные Решетки, но о других понял только то, что в них есть мощная магия, извлечь которую пока что не удалось никому.
Альбрехт проговорил потрясенным голосом:
— Ваше Величество…
Я поморщился, ответил с холодком:
— Мое наибольшее богатство. К сожалению, здесь все только для убийств. Однако мир пока таков, убийство вовсе не убийство, если защищаешь жизнь, честь, доброе имя, своих близких, родину и Отечество, полковое знамя, библейские заветы, этические принципы, либеральные ценности, демократию, социальные завоевания, невмешательство в личную жизнь, права простого человека, права на иммиграцию, на труд, образование и право голоса, за равноправие полов и религий, морально-этические ценности… и много много чего еще. Так что, увы, оружие необходимо.
Норберт пробормотал:
— Думаю, оружие будет необходимо и в Царстве Небесном…
Альбрехт изумился:
— А там зачем?
— Охранять же кто-то должен, — ответил Норберт. — Вы будете райские розы нюхать и на арфе играть… представляю это зрелище, а мы будем охранять. От всяких посягателей.
— Сами играйте, — огрызнулся Альбрехт. — Ваше Величество, какой меч мой? Или все мои?
— Сэр Норберт, — сказал я, — ваши люди лучше всех освоились во дворце. Пусть отыщут и принесут ящики… соответствующей длины, вообще нужного размера. И следят, чтобы граф не спер. А то что-то он как-то неровно дышит.
— И глазки, — сказал Норберт, — какие-то блудливые.
— Да, — согласился я, — и глазки.
Альбрехт, не слушая гнусные выпады, медленно прошелся вдоль стены, ахал и цокал языком, наконец сказал с придыханием:
— Ваше Величество… с этим арсеналом можно стать королем…
Норберт хмыкнул, Альбрехт понял, чуть смутился, но тут же сказал уже деловым тоном:
— В руки брать можно все?
— Ящики пусть поставят в соседней комнате, — распорядился я. — А вы все это осторожно поснимаете со стен и так же осторожно перенесете в ту комнату, там уложите в ящики, предварительно постелив туда мягкую ткань. Это чтоб мечи не поцарапало деревом, как вы понимаете, такой вот я умный. А со стола соберу сам, к тем штукам вам прикасаться опасно.
— И… куда? — спросил Норберт.
— В левый флигель, — сообщил я. — Там будем до тех пор, пока не придумаем что-то получше.
Альбрехт сказал с нервным смешком:
— Лучше бы там и остаться. А то страшно и подумать, что можете счесть лучшим вариантом.
Я не успел сообразить, что он имеет в виду, как Норберт буркнул:
— А вдруг Его Величество способен вырастить не только маяк, но и дворец?
— Не надо, — отрубил Альбрехт. — Сами понимаете, почему.
Норберт кивнул.
— Понимаю. Ладно, пойду распоряжусь насчет ящиков.
Он вышел, Альбрехт все еще осторожно бродил вдоль стен, рассматривал, чуть ли не целовал, но прикоснуться не осмеливался.
Я сказал с укором:
— Граф… я бы все эти штуки для убивания людей сменял на одну, воскрешающую их!
Он улыбнулся.
— Увы.
— Или хотя бы такую, — сказал я, — чтобы строила дома, а не жгла. Да ладно, что строила, хотя бы ремонтировала… Вот смотрите, целых пять штук, каждая может издали сжечь дом или сарай с зерном, но ни одной…
Он помрачнел.
— Сэр Ричард… вы задаете слишком детские вопросы. А на них отвечать труднее всего. Поверьте моему опыту. А эти сундуки… куда?
— Большие вынесут наши ребята, даже вам могу доверить, если руки не кривые, а ларцы и всякую мелочь со стола — я. Другим браться, как уже сказал, но могу повторить, я терпеливый, опасно.
Через полчаса все оружие и доспехи погрузили в ящики, тщательно приколотили крышки, да не узрят посторонние, Норберт и Альбрехт, не доверяя никому, сами взяли по ларцу, еще два сундука я велел нести за нами.
Когда спускались по лестнице, придворные уже шушукались и показывали пальцами. Слуги распахнули перед нами двери, мы вышли во двор, до левого флигеля около двухсот ярдов, но мы едва успели пройти треть, как за спиной раздался требовательный крик:
— Стойте!..
Я оглянулся, по ступеням следом за нами сбегает чуть ли не вприпрыжку, теряя всякое достоинство, герцог Алан де Сен-Валери, весь растрепанный, взволнованный, негодующий.
— В чем дело? — спросил я холодно.
Он обогнал нас, встал на пути парней с ящиками и раскинул руки.
— Стойте! Это имущество королевского двора!.. Вы совершаете воровство у его величества!
Я сказал зло:
— Герцог, успокойтесь. Это мое личное имущество. Можно сказать, носимые вещи. У нас с его величеством все договорено.
— Нет, — вскрикнул он. — Пока я не услышу от его величества это лично, я не позволю расхищать его вещи. Не сомневаюсь, что вы похитили самое ценное!
Из здания начали выходить уже группами, на крыльце не помещаются, сходят опасливо по бокам, окружая нас полукольцом.
— Тогда бегите к его величеству, — велел я.
— А вы тем временем улизнете?
— Герцог, — сказал я, уже закипая, — выбирайте выражения.
— А если вы не выбираете… действия?
Далеко впереди ворота сада широко распахнулись, по четверо в ряд показались рослые всадники на крупных боевых конях, все в доспехах вестготской выделки, впереди рыцари, следом тяжелая панцирная конница.
Сердце мое радостно стукнуло, Ордоньес перевез первыми тех, кто больше всего и нужен.
— Перестаньте, герцог, — сказал я, — не хочу с вами ссориться.
Он прокричал громко, рассчитывая на то, что услышат все во дворе:
— Я защищаю интересы его величества!
— Повторяю, — сказал я терпеливо, — я забираю свои личные вещи. Отойдите с дороги.
— Нет, — закричал он, срываясь на визг, — нет!.. Несите обратно.
— Герцог, — сказал я страшным голосом, — вы меня уже разгневали.
Он ответил гордо и спесиво:
— Меня ничей гнев не страшит, кроме гнева Господа нашего!
Я вскипел, тугая волна горячей крови ударила в голову. Всадники уже покинули коней и подошли, очень заинтересованные, к нам. Я узнал среди них барона Лейнинген-Хайдесхайма, племянника графа Гатера.
— Сэр Вальден, — велел я страшным голосом, — взять это мелкое ничтожество… и повесить во дворе!.. Нет виселицы? Тогда прямо с балкона! И чтобы все видели!
Он кивнул, на лице отразилось явное удовольствие, вестготцы всегда соперничают с сен-маринцами. Двое дюжих воинов ухватили герцога и с явным удовольствием завернули ему руки за спину так, что он вскрикнул, лицо стало белым от боли и ужаса..
