Иван Колос - За час до рассвета
— Всё зробим, браточки, всё…
Незаметно по огородам Александр провел красноармейцев в дом, накормил и до вечера оставил в сарае, предупредив, чтобы они никуда не выходили, пока он не вернется. Надо было выяснить, в каких деревнях немцы, и подсказать, каким путем лучше продвигаться к фронту.
Поздно вечером вернулся Александр домой. Он выяснил, что обстановка в районе весьма сложная, предложил красноармейцам вступить в партизанскую группу.
— Через фронт вы не пройдете, — говорил Азончик, — техники там тьма-тьмущая. Вот я и предлагаю действовать вместе с нами.
Красноармейцы согласились остаться в тылу. Как-то глубокой ночью в доме Азончика собралось уже около тридцати народных мстителей. Разговор шел о конкретных действиях группы.
— Сложилась опасная обстановка, — докладывал Александр. — Гитлеровцы расстреливают наших людей, уничтожают посевы, жгут хаты. Нам нужно незамедлительно начинать борьбу и главное — сохранять строжайшую конспирацию. Я думаю, что лучше всего действовать под кличками. Меня вы будете называть Лялиным.
В ту же ночь были решены и организационные вопросы. Партизанский отряд был создан и мог начинать действовать. Командиром отряда единодушно был избран Александр Азончик. После этой встречи каждый партизан получил задание: собирать оружие и боеприпасы, выявлять предателей и шпионов среди местного населения, вести разведку, искать пленных красноармейцев и вовлекать их в партизанский отряд. Штаб отряда решено было разместить на хуторе, в доме Азончика.
Сельчане вступают в отряд
Александр хорошо понимал, что для действенной борьбы с врагом необходимо было привлечь в отряд как можно больше надежных людей. С этой целью он решил обойти окрестные деревни, поговорить с людьми. В один день он побывал в трех селениях, встретился почти со всеми знакомыми, в которых был уверен. И почти все они дали согласие вступить в отряд.
А спустя два дня, рано утром, когда горизонт едва засветился, кто-то постучал в окно. Александр спал за печкой, тут же у стены стоял его автомат, а рядом, на табуретке, лежал новый пистолет «ТТ». Стук повторился. Азончик схватил пистолет, подошел к окну и увидел своего знакомого Франца Святоху из соседнего хутора, с которым только два дня назад беседовал и звал вступить в отряд.
— Заходи, Франц, в хату, — предложил Азончик.
Святоха кивнул головой: мол, понял. Александр встретил его в сенях.
— Случилось что?
— К нам на хутор вчера пришли двенадцать красноармейцев. Говорят, отстали от части. Мы накормили их и не знаем, что делать с ними дальше. Вот я и решил к тебе бежать…
— Они с оружием?
— Все с винтовками.
— Погоди, я оденусь.
Через час Азончик с Францем Святохой были уже на хуторе. Встретившись с красноармейцами, Александр сначала узнал, при каких обстоятельствах они попали в окружение, поинтересовался, в каких селах есть немцы, как охраняется железная дорога Молодечно — Крулевщина. Убедившись, что это не дезертиры, а бойцы, действительно попавшие в окружение и готовые в любую минуту сражаться, Азончик предложил им вступить в партизанский отряд.
— Можете, товарищи, смело полагаться на нас, — заявил один из них, Федор Волгин. — Я ручаюсь за своих товарищей. Мы хотели продвигаться к фронту, но, думаю, что разумнее будет остаться и действовать здесь, в тылу врага.
С этим согласились все красноармейцы.
Отряд с каждым днем увеличивался, но люди пока находились в подполье. Азончик понимал, что пришло время переходить на нелегальное положение. Выбрали место для базирования отряда, и было приказано всему личному составу собраться в ночь на 10 августа 1941 года в лесу, недалеко от реки Вилии. В два часа ночи семьдесят партизан с оружием в руках были в указанном месте. Этот момент положил начало открытым боевым действиям партизанского отряда, которым командовал Александр Азончик.
В те дни гитлеровцы в оккупированных районах в спешном порядке стали устанавливать в больших селениях различного рода управы и комендатуры. Из Польши и Германии привозили отпрысков бывших помещиков разных мастей, те привлекали к сотрудничеству с немцами предателей родины.
Азончик разделил отряд на мелкие группы и решил провести тщательную разведку района. Надо было установить, где размещались немецкие гарнизоны, кто стал предателем и пошел служить к оккупантам, где гитлеровцы организовали комендатуру, где управу.
Александр решил пойти в разведку в большое село Костеневичи. До него дошли слухи, что в этом селе служит в полиции его знакомый Франц Городничий. При Советской власти он даже был активистом. И вдруг — в полицию! Как-то не укладывалось это в голове.
Конечно, Городничий решительно ничего не знал о делах Азончика и когда встретил Александра на улице Костеневичей, то смело сказал ему по-польски:
— День добрый, пан Азончик.
— А, Франц! Здравствуй, здравствуй!
— Ты уже, Саша, забыл говорить по-польски?
— Ты же знаешь, Франц, я белорус.
— Знаю, знаю… В полицию пойдешь к нам служить?
— Что ты, Франц! Я дома столярничаю. Работы хватает.
Франц хитро улыбнулся.
— Может, ты против теперешней власти? А? Ты же активист… Так я тебе не советую, смотри…
— Так ты, Франц, тоже был активистом…
— Я был для отвода глаз. Сейчас моему отцу вернули мельницу, надел земли. Вот это власть!..
— Спасибо, Франц, за предложение. Но у меня здоровье не ахти какое. Я уж лучше по плотницкой или по другой какой части работать буду, — не задумываясь, ответил Азончик.
— Ну ладно, иди… Хотя надо было бы тебя в одно место отправить. Но это мы всегда успеем, — уже вслед бросил Франц.
«Ух, гад, подонок, шкура продажная! — так и кипел Александр. — Подожди, мы еще доберемся до тебя!»
Вернувшись в лагерь, Азончик на следующее утро собрал партизан. Были выставлены заставы, говорили вполголоса. Каждый доложил командиру отряда о выполнении задания, сообщил результаты разведки. Некоторые сообщения были весьма огорчительными: в двух селах гитлеровцы повесили семь комсомольцев и коммунистов.
— Жаль товарищей. Может, это и наше упущение. Сейчас нужно ни днем ни ночью не давать покоя проклятым фашистам, — сказал в заключение Азончик.
«Ни днем ни ночью не давать покоя фашистам», — как клятву повторили слова Александра партизаны.
Из леса на поляну вышел часовой, а за ним, тяжело передвигаясь на костылях, отец Александра — Семен Кондратьевич.
— Вы уж простите меня, старика, что потревожил вас, — оправдывался он. — Я тут кое-что принес вам. — И он вытащил из мешка две косы.
