Андрей СЕРБА - ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №4
— Вы заявили, доктор, что смерть наступила мгновенно?
— Да, сэр.
— На чем основано ваше утверждение?
— Я исхожу из характера раны, а также из повреждения мозговой ткани.
— Скажите, может ли такая рана привести к мгновенной и полной потере сознания?
— Конечно.
— Но не обязательно приводит к смерти?
— Что вы имеете в виду?
— Разве вам, доктор, не известны случаи, когда от раны в голове происходит сильное кровоизлияние, иными словами, часто ли вы в практике сталкивались со случаями повреждения мозговых тканей, в результате которого происходило экстенсивное кровоизлияние?
— Да, конечно. У меня было несколько случаев сильного кровоизлияния.
— Чем вызывается кровоизлияние, доктор?
— Как это чем? Просто кровь разливается по телу через поврежденные стенки кровеносных сосудов.
— Значит, кровь разливается в результате работы сердца, не правда ли?
— Естественно.
— Следовательно, в тех случаях, когда человек находится в бессознательном состоянии, его тело еще какой-то период времени живет и об этом дает знать все еще работающее сердце, которое наполняет сосуды кровью?
— Да, сэр. Вы совершенно правы.
— Как вы считаете, доктор, нынешний случай аналогичен?
— Абсолютно непохож. В данном случае кровотечение было незначительным.
— Скажите, вы заметили пятно крови на земле возле головы убитого?
— Да, сэр. Наружное кровотечение имело место, но весьма незначительное.
— А внутреннее?
— Было и внутреннее, но его нельзя назвать экстенсивным.
— Таким образом, в связи с отсутствием сильного кровотечения вы пришли к выводу, что смерть наступила мгновенно, не правда ли?
— Не только в связи с этим, но исходя также из месторасположении раны и сального повреждения мозговой ткани.
— Вам приходилось видеть раны с равной степенью повреждения и наличием значительного кровоизлияния, когда пострадавший еще жил некоторое время, находясь в бессознательном состоянии?
— Да, сэр.
— А теперь, доктор, скажите, вам не приходило в голову, что человек мог быть убит где-то в другом месте, а затем его тело перенесли туда, где оно и было обнаружено?
— Да, сэр, я думал об этом.
— И вы отрицаете подобную возможность?
— Да, отрицаю. Но это моя личная точка зрения.
— Могу я вас просить, доктор, обосновать эту точку зрения?
— Я исхожу из природы и размера раны, степени повреждения мозга, природы кровоизлияния, положения пятна крови на земле, отсутствия запекшейся крови, положения тела… ну и так далее.
Мейсон сказал:
— Значит, по вашему мнению, доктор, выходит, что кто-то, стоявший за спиной пострадавшего, выстрелил ему в затылок из револьвера, после чего мгновенно или почти мгновенно наступила смерть?
— Совершенно верно, за исключением лишь одного обстоятельства.
— Какого?
— Пострадавший в момент своей смерти мог находиться в сидячем положению. Я полагало, что именно так оно и было. Исходя из положения, в котором было найдено тело, я склонен думать, что человек сидел на траве, подогнув справа от себя ноги, левой рукой он опирался о землю. В этом случае, учитывая, что пулевой канал направлен не сверху вниз, можно предположить, что стрелявший тоже сидел на земле, где-то сзади. Может быть, он нагнулся или присел на корточки, но так или иначе дуло его револьвера находилось на уровне головы жертвы.
— Благодарю вас, — заключил Мейсон, — У меня все, доктор.
— Вопросов больше нет, — сказал Хэмилтон Бергер. — А сейчас я прошу пригласить для дачи показаний Мертона Бослера.
Наблюдая за Хэмилтоном Бергером, Мейсон заметил, как районный прокурор все время поглядывал на часы, как бы стараясь сохранить график ведения дела.
Мертон Бослер назвался экспертом-баллистиком. Он заявил, что присутствовал при вскрытии трупа и видел, как доктор Оберон извлек из полости черепа фатальную пулю и пометил ее. Затем он передал пулю ему
— специалисту по баллистике.
Спустя четверть часа, в течение которых Хэмилтон Бергер мастерски засыпал его вопросами, Мертон Бослер в заключение подтвердил, что представленная ему на опознание пуля — та самая, которая была извлечена из черепа убитого, что она выпущена из револьвера 0,38 калибра системы Смит и Вессон. Пуля вместе с комплектом увеличенных фотоотпечатков была представлена в качестве вещественного доказательства. После этого судьи с мрачным видом осмотрели пулю, как если бы были в состоянии изменить показания эксперта.
— Итак, — продолжил свои вопросы Хэмилтон Бергер, — скажите, вы осматривали место происшествия в поисках орудия убийства?
— Да, я присутствовал при осмотре места преступления.
— И вы обнаружили поблизости оружие?
— Не сразу.
— Скажите, — торжествующе вопросил Хэмилтон Бергер, — какими прибором вы пользовались для поисков оружия?
— Миноискателем.
— Что вам удалось найти?
— Мы обнаружили несколько металлических предметов, не имеющих отношения к данному делу, Это был старый заржавленный перочинный нож, затем ключ для вскрытия банок из под сардин, потом…
— Ну, ну, продолжайте, — поторопил эксперта Хэмилтон Бергер, — все эти предметы не имеют никакого значения. Что еще вы обнаружили из того, что представляет интерес?
— Мы обнаружили револьвер системы Смит и Вессон калибра ноль тридцать восемь, в обойме которого не хватало одного патрона. Номер револьвера сорок восемь тысяч восемьсот девять.
— Прекрасно! — воскликнул Хэмилтон Бергер. — Скажите, вы проводили баллистическую экспертизу этого оружия?
— Да, сэр.
— И каков результат?
— Пуля, извлеченная из черепа убитого, и другая, которая была выпущена из ствола револьвера в лабораторных условиях, имеют одинаковые характеристики.
— Мистер Бослер, скажите, вы наводили справки о том, кому было продано это оружие?
— Да, сэр.
— И вы нашли регистрационную карточку владельца этого револьвера?
— Да, сэр. Нашел.
— Назовите имя, указанное на этой карточке.
— Элеонор Корбин.
— Скажите, есть ли ее подпись на этом документе?
— Да, сэр.
— У вас есть фотокопия этого документа?
— Есть, сэр.
Во всем облике Хэмилтона Бергера так и сквозила елейность.
— Ваша честь, приближается время вечернего перерыва. Поэтому я бы попросил копию этого документа представить вам немедленно. Я еще не успел доказать, что подпись, стоящая на свидетельстве о продаже оружия, принадлежит подзащитной — Элеонор Корбин. Но я намерен завтра утром с помощью эксперта-графолога доказать это. Однако я полагаю, что характер документа не позволяет сомневаться в подлинности подписи, а потому считаю, что копия вполне может стать вещественным доказательством.
