Алистер Маклин - Там, где парят орлы. Последняя граница
Он взглянул на Янчи, чтобы увидеть, как воспринимает окончательный крах всех их планов этот старый человек. Ведь для них фактически это было объявлением смертного приговора. Он хотел увидеть, как тот на все реагирует. Насколько Рейнольдс мог судить, Янчи оставался совершенно спокойным. Никак не реагируя, он по–прежнему спокойно рассматривал начальника тюрьмы задумчиво и оценивающе, а тот точно так же глядел на Янчи.
Когда последнее металлическое звено наручников пристегнулось к ножке стула, командир группы охранников вопросительно посмотрел на начальника тюрьмы. Тот махнул рукой, отпуская их.
– Они надежно прикованы?
– Очень надежно.
– В таком случае, ладно. Вы можете идти.
Охранник заколебался.
– Это опасные люди.
– Я это понимаю, – терпеливо ответил начальник тюрьмы. – Для чего, как вы думаете, я вызвал вас так много, если не для абсолютной безопасности? Теперь они пристегнуты к стульям, привинченным к полу. Маловероятно, что они просто испарятся. – Он подождал, когда за охранниками закроется дверь, щелкнул тонкими пальцами и продолжал спокойно, с расстановкой: – Это, джентльмены, момент огромной радости, если еще когда–либо и был у кого–нибудь подобный момент… Пойман британский шпион. Это, мистер Рейнольдс, вызовет международную сенсацию. И известный лидер организации, занимающейся переправкой беглецов за границу, лидер антикоммунистической организации в Венгрии. Оба захвачены одним ловким ударом. Однако не будем раньше времени радоваться. Это напрасная трата времени. Подобное могут позволить себе лишь недоумки и… глупцы. – Он слегка улыбнулся. – Говоря о которых… кстати, хочу подчеркнуть, что для меня является удовольствием иметь дело с людьми умными, принимающими неизбежное, отказывающимися привычно бить себя в грудь, все отрицать, делать гневные заявления о своей невиновности. Люблю людей достаточно реалистичных… – И театральность, и продолжительные сцены, и слишком большая таинственность меня не интересуют, – заговорил он снова после небольшой паузы. – Время – самый ценный подарок, который у нас есть. Его трата является непростительным преступлением… Ваши первые мысли, мистер Рейнольдс, естественно… Будьте так любезны, последуйте примеру своего друга и воздержитесь от ненужных реплик, проверяя прочность своих цепей. Прежде всего подумайте, посоветовал бы я, о том, как случилось, что вы оказались в таком прискорбном положении. Нет резона, почему бы вам это не узнать. И сразу же еще одно. – Он посмотрел на Янчи. – С сожалением я должен сообщить вам, что ваш блестяще одаренный и невероятно мужественный друг, который так долго выступал с фантастическим успехом под личиной майора АВО, наконец выдал вас. – Тут последовало продолжительное молчание.
Рейнольдс равнодушно поглядел на начальника тюрьмы, потом на Янчи: тот был совершенно спокоен, сказав:
– Это всегда может случиться. – Он опять помолчал. – Невольно, конечно. Именно так.
– Это так и было, – кивнул начальник тюрьмы. – Полковник Иосиф Гидаш, с которым находящийся здесь капитан Рейнольдс уже познакомился, предчувствовал – не более чем предчувствовал, а не подозревал, нет, – о майоре Говарте уже некоторое время… (Это было впервые, когда Рейнольдс услышал имя, под которым Граф был известен в АВО.) Вчера его предчувствие превратилось в подозрение, в совершенно определенное подозрение. Он и мой добрый друг Фурминт расставили капкан, приманкой для которого служило название этой тюрьмы и удобный доступ в кабинет Фурминта на какое–то время, достаточное, чтобы добыть определенные документы и печати, каковые и находятся теперь на столе передо мной. Но, невзирая на свою гениальность, в которой никто не сомневался, ваш друг угодил в этот капкан. Все мы только люди.
– Он мертв?
– Жив. И в прекрасном состоянии. В данный момент он находится в счастливом неведении о том, что нам известно. Его направили на выполнение задания, чтобы оставить его на сегодняшний день в стороне от происходящих событий. Полагаю, полковник Гидаш пожелает провести его арест лично. Я ожидаю его здесь этим утром, не позднее. Майор Говарт будет схвачен, в полночь его будет судить военно–полевой суд на Андраши Ут. Его казнят. Но, боюсь, что не сразу.
– Конечно, – тяжело кивнул Янчи. – В присутствии каждого офицера и солдата АВО, находящихся в городе, он будет умирать понемножку, по капле в каждую секунду, дабы ни у кого не возникло искушения пойти по его следам. Дураки, слепые недоумки и дураки. Разве они не знают, что другого такого человека больше никогда не будет?
– Кажется, я согласен с вами. Но это не входит в круг моих непосредственных интересов. Ваше имя, мой друг?
– Сгодится Янчи.
– На данный момент. – Начальник тюрьмы снял пенсне и задумчиво постучал им по столу. – Скажите, Янчи, что вы знаете о нас, сотрудниках секретной полиции? О том, из кого она состоит, я имею в виду.
– Это риторический вопрос? Вы, очевидно, сами хотите ответить на этот вопрос?
– Да, я отвечу, хотя думаю, что вы должны уже были это знать. Почти все члены АВО, кроме небольшой группы, – стремящиеся к власти люди – тупицы, которые находят, что наша служба не предъявляет к ним высоких интеллектуальных требований. Это неизбежные садисты, которых сама их натура лишает возможности служить во всех других нормальных гражданских учреждениях и предприятиях. Профессионалы, долго работающие в этой сфере. Те самые люди, которые на службе гестапо тащили кричащих граждан из их постелей, теперь они делают то же самое для нас: Как и те, кто пропитан разъедающей злобой против общества. К последней категории относится и полковник Гидаш. Еврей, народ которого пострадал в Центральной Европе более, чем можно себе представить. Он является замечательным примером сотрудника АВО сегодняшнего дня. Конечно, существуют еще и те, кто верит в коммунизм, но они представляют небольшое меньшинство. Хотя и самые опасные. Их больше всего боятся, ибо они просто автоматы, управляемые только идеей государства. Их же собственные идеи на тему морали находятся в зачаточном состоянии или же вообще полностью отсутствуют. Таким является Фурминт. Как это ни странно, но таков же и Гидаш.
– Вы должны быть очень уверены в себе, раз так считаете, – медленно проговорил Рейнольдс, впервые сказав что–то в стенах этого здания.
– Зачем вы нам все это говорите? Разве вы сами не сказали, что напрасная трата времени – самое страшное преступление? – спросил Янчи.
– И всегда думаю так, уверяю вас. Позвольте мне продолжить. Когда мы подходим к деликатному вопросу завоевания доверия другого человека, все эти категории в перечисленном мною списке имеют общую для всех черту. За исключением Гидаша, все они являются жертвами идефикса, скрытого консерватизма и в какой–то мере искаженного догматизма. Они являются жертвой своих непоколебимых убеждений, что путь к сердцу человека…
