Михаил Демиденко - За Великой стеной
Были ли еще пулеметы или нет, для Пройдохи это уже не имело значения. Он не выпускал гашетку скорострельной пушки, ее ствол рыскал в темноте, повторяя линии скал, обозначившихся на посветлевшем небе.
У бараков стрельба оборвалась. Это могло значить, что Хуан или убит, или бежит к катеру.
— Отчаливаем! — прохрипел Мын.
— Убью! — закричал на него Пройдоха. — Без Хуана не пойдем: он знает, где мы находимся, без него мы заблудимся.
С берега по катеру хлестнули очереди из автоматов. Пройдоха ответил на всплески выстрелов из пушки.
Хуан не вернулся...
И когда взвились в небо осветительные ракеты и в бухточке стало светло, Пройдоха отскочил за рубку, мотор взревел, и катер отвалил от маленькой пристани, за кормой вытянулась белая пена.
Катер выскочил в море... Грудью бросился на волны, затрясся как в ознобе, потом удары слились, над водой поднялся нос катера, и он помчался в наступающее утро.
— Мын! Чертов китаец! — Пройдоха спустился в машинное отделение. — Они схватили Хуана! Схватили... Понимаешь! Они схватили его!
— Живым в руки не дамся, — сказал глухо Мын, вытирая руки о паклю.
— Куда пойдем?
— Не знаю...
— Сбавь обороты... Экономь горючее.
— Идем на лучшем режиме, — ответил китаец. — Часа на три-четыре хватит, а там... По какому курсу идти? Куда пойдем?
— Посмотрим в рубке, может, есть карта.
Моторы работали надежно. Мын вылез из машинного отделения и следом за Пройдохой пошел в рубку.
В рубке, кроме компаса, ничего не оказалось. Они взломали какие-то ящички, но безрезультатно.
— Хуан знал, куда идти, — вздохнул Пройдоха. — Он знал, поэтому и не сказал нам, чтобы мы без него не смылись.
— Все равно пойдем на север, пока хватит горючего...
— Нет! — возразил Пройдоха. — Пойдем на юго-восток.
— В океан? — ужаснулся Мын.
— Откуда знать, что там — океан или архипелаг. Они знают, что мы далеко не уйдем. Включи приемник...
Щелкнул выключатель, из приемника забила морзянка...
— Вот, — показал на приемник Пройдоха. — Сейчас в банде Вонг тревога, они бросятся шарить по всем островам, пойдут наперехват, чтобы отрезать нас от материка. Каждый пошел бы на север, а мы перехитрим бандитов — пойдем в океан. Жратва есть на катере?
— Не знаю...
— Будем рыбу ловить... Жалко, Хуана нет. У него наверняка был план спасения. Мы уйдем в океан, и когда кончится бензин... Нас погонит течением, ветром подальше от этого проклятого острова. Только там мы можем проскочить. Кто-нибудь нас подберет. Сколько пресной воды?
Они начали осматривать катер, чтобы знать, что у них есть, чего нет. Забрались в самые укромные закутки, осмотрели небольшую каюту. На узле Хуана сидела перепуганная Балерина. Она жалобно завизжала и поползла к Пройдохе. Следом потянулась кровавая дорожка — у обезьянки был отстрелен кончик хвоста: одна из пуль даяков нашла цель.
— Не плачь, не плачь! — утешал ее Пройдоха.
Он оторвал подол рубашки и сделал Балерине перевязку. И она, точно понимая, перестала визжать, потом потеряла сознание. Совсем как человек.
— Погляди, что было у Толстого Хуана! — раздался сдавленный голос Мына.
Он стоял над развороченным узлом повара. В нем оказались пакеты из толстого полиэтилена. Мын и Пройдоха знали, что было в таких пухлых пакетах — белый, рассыпчатый, как сахарная пудра, порошок, который стоит сотни тысяч долларов, пиастров, тугриков, марок и гульденов, — он был устойчивее любой валюты, ему не грозили ни девальвация, ни экономические кризисы.
— Хуан не дурак! — сказал Мын. — Совсем не дурак Хуан!
И его глаза алчно заблестели.
13Отрывки из дневника Пройдохи Ке
«...Опять она, Белая Смерть! Я сразу вспомнил старшего брата. Я бы дал ему теперь забвения, сколько он хотел. Белый порошок, в нем жизнь и смерть таких, как мой старший брат. Белый порошок заменил им родину, отца и мать, жен и детей, он стал для них смыслом и плотью жизни, этот белый порошок. У меня двадцать пакетов порошка. Трудно поверить, что в одной щепотке порошка скрыты страдания и блаженства, в нем грезы и мечты, в нее впиталось больше преступлений, чем капель воды в прибрежный песок. Это власть! Это рабство!
Откуда у Толстого Хуана столько героина?
Китаец Мын словно сошел с ума. Он плясал и пел. Обложил себя пакетами с Белой Смертью... Он говорит, что теперь станет самым богатым на своей улице. Купит землю, купит лавку, купит машину, выпишет из континентального Китая отца с матерью, а детям даст образование... Он прав. Невозможно подсчитать, сколько мы везем с собой золота, которое получим в обмен на Белую Смерть.
Я хотел выкинуть героин в море. Героин — сжатое как пружина безумие, и я не верю, что он принесет счастье. И в то же время жалко выбрасывать двадцать пакетов белого порошка за борт, потому что больше никогда не будет такой удачи: когда мы доберемся до большого порта, я найду способ обменять героин на деньги. Я знаю законы наркоманов. Я не буду разбавлять порошок лимонной кислотой и содой, наживаться на обмане, я найду оптового покупателя и продам пакет. Всего лишь один пакет. И это будет очень много денег. Потом позднее я извлеку из тайника еще один. Если в порту узнают, сколько у меня героина, меня сразу зарежут... Спасение лишь в том, что никому не придет в голову, что я обладаю таким огромным состоянием.
Только бы не проболтался китаец Мын.
От него нужно избавиться. Но как? Может, убить его?
Это голос Белой Смерти! Героин — это смерть. Мы с Мыном спасаемся от пиратов, а у меня в голове уже возникают кровавые замыслы.
...Идем под парусом — куском толстого брезента. Я ловлю рыбу, но пока ничего не поймал. Чем я буду кормить Балерину? Она жалобно смотрит на меня. У нас нет воды.
...Мы пристали к острову. Тихий остров. Хорошо, что мы оставили немного бензина, а то бы течение протащило нас мимо острова. Людей на острове нет. Растут кокосовые пальмы. И сколько хочешь воды. Мы пили ее втроем — я, Мын и Балерина. Пили, пили, потом стали плескаться. И Балерина весело застрекотала, полезла на деревья, рвала плоды и ела... Мы спасены!
