Алистер Маклин - 48 часов
Я глянул на компас. Воистину берег притягивал дядюшку Артура, как пчелу притягивает цветок или магнит железные опилки. Мы снова шли к берегу! Я отобрал у него штурвал деликатно, но решительно.
— Вы чуть не вмазались в пристань, сэр, — сказал я.
— Мне тоже так показалось, — дядюшка вынул платок и протер монокль. — Проклятый монокль не ко времени запотел. Надеюсь, вы только что на палубе стреляли не для того, чтобы кого-то попугать?
За последний час дядюшка Артур стал необычайно воинственным. Он очень ценил Ханслета.
— Я пристрелил Жака, их специалиста по автоматическому оружию, и Крамера. Квинну удалось скрыться.
Ситуация складывалась отнюдь не лучшим образом. Практически я был одинок посреди этой бури и тьмы. Мне было давно известно, что дядюшка Артур неважно видит даже при дневном свете, но мне и в голову никогда не приходило, что ночью он становится слеп, как летучая мышь. Да еще такая летучая мышь, которая не имеет радара, позволяющего ее более удачливым собратьям чувствовать приближение скал, перешейков, островков и других препятствий, о которые мы могли разбиться… Итак, я мог рассчитывать только на себя, а это требовало радикального пересмотра моих планов, хотя я совершенно не мог себе представить, что тут можно было изменить.
— Жак и Крамер, — проговорил дядюшка Артур. — Совсем неплохо. Жаль, что к ним не присоединился Квинн, но все равно неплохо. Шеренги противников тают. Как вы полагаете, они рискнут еще преследовать нас?
— Нет… И для этого Имеется четыре причины. Во-первых, они до сих пор не знают, что приключилось. Во-вторых, две их сегодняшние вылазки потерпели крах и теперь они должны немного отдышаться. В-третьих, для погони они вынуждены будут использовать свою моторку — не ту, что на «Шангри-Лa», — а ее слышно уже на расстоянии ста метров, и это слишком опасно для них. И в-четвертых, стоит слишком густой туман. Смотрите, как исчезли огни Торбэя. Нет, они не станут нас преследовать хотя бы по той простой причине, что не сумеют нас найти.
До сих пор единственным источником света в рубке был голубоватый отблеск компаса. Неожиданно зажглась лампа на потолке. Держа руку на выключателе, Шарлотта Скаурас смотрела на меня таким диким взглядом, как будто я был пришельцем с Марса. Из ее глаз исчезло выражение восхищения, время дружеских взглядов явно кануло в прошлое. Голос ее стал ниже и слегка дрожал.
— Что вы за человек, Калверт? — о, она уже не называла меня Филиппом. — Вы… вы… Нет, это ужасно! Вы убили двоих, а теперь спокойно беседуете, как будто ничего не случилось. Кто вы, собственно, такой? Профессиональный убийца? Нет, это вне человеческого понимания! У вас нет сердца? Никакие чувства вам не знакомы? У вас не бывает угрызений совести?
— Бывают, миссис Скаурас. Например, я очень стыжусь, что не убил Квинна.
Она окинула меня взглядом, полным ужаса, а потом повернулась к дядюшке Артуру.
— Я видела этого человека, сэр Артур, — заговорила она громким шепотом. — Я видела, как пули разрывали его лицо… Калверт мог арестовать его… надеть наручники… отдать в руки полиции… Но он ничего этого не сделал. Он убил его! И второго тоже. Это было настоящее, сознательное, преднамеренное убийство! Зачем, адмирал?!
— Никаких «зачем», дорогая Шарлотта, — в голосе дядюшки Артура звучало раздражение. — Здесь не нужны никакие объяснения. Калверт убил их, потому что иначе они бы убили нас. Именно для этого они сюда и явились. Вы сами, Шарлотта, сказали нам об этом. Раздумывали бы вы над оправданностью убийства ядовитой змеи? А эти люди ничем не лучше. А что касается ареста…
Дядюшка Артур сделал паузу, быть может, для того чтобы улыбнуться, а может, чтобы припомнить, что я сказал ему несколько часов назад…
— «Ничья» — не для этой игры, — продолжал он. — Тут убивают или бывают убиты. Это опасные люди, убийцы, им нельзя давать шанс.
Дорогой старый дядюшка! Он запомнил мою лекцию и повторил ее почти слово в слово.
Шарлотта долго растерянно смотрела на адмирала, потом повернулась и вышла, бросив мне на прощание ледяной взгляд.
— Ну вот, адмирал, теперь вы такой же плохой, как и я.
Она появилась снова ровно в полночь и снова зажгла свет. Волосы ее были старательно уложены, а лицо казалось менее опухшим. На ней было белое платье из синтетики. По тому, как она держала плечи, я понял, что у нее все еще болит спина. Она кивнула мне с какой-то робкой улыбкой, но я не ответил на приветствие.
— Полчаса назад, когда мы обходили мыс Каррар, — сказал я вместо этого, — я чуть не разнес маяк. Сейчас я надеюсь, что мы идем на север к Дюб Сджэйру, но возможно, что я держу курс прямо в середину этого острова. Темнее не может быть и в заброшенной шахте. У меня слишком мало опыта в вождении судна такой категории, тем более в самых опасных водах Королевства. Наша скромная надежда на успех зависит от моего зрения. Вот уже час, как мои глаза начали привыкать к темноте. А теперь все полетело к черту. Да погасите вы этот проклятый свет!
— Простите! — свет погас. — Я не подумала…
— Свет вообще нельзя зажигать! Даже в вашей каюте. Меня беспокоят не только скалы Лох Хаурона.
— Простите ради Бога… Я очень сожалею о тех словах, которые я сказала вам недавно… Я для этого и пришла… сказать, что я очень сожалею о сказанном и о том, что так стремительно ушла. У меня нет права судить других. И кроме того, я не подумала. Но вы должны понять… Я была в шоке. Видеть, как убивают… Даже не убивают… Это была, скорее, экзекуция. Я понимаю позицию сэра Артура: «Убить или быть убитым», но ведь вы ничем не рисковали… Вы это сделали так, как будто это было для вас чем-то совершенно обычным…
Голос ее дрожал все сильнее, пока совсем не замер.
— Ну что ж, дорогая, вы очень точно сформулировали свои мысли, — вмешался дядюшка Артур. — Только я должен вывести вас из заблуждения: Калверт сегодня убил не двоих, а троих. Третьего — еще до вашего прибытия на наше судно. И все-таки Филипп Калверт — не убийца. У него действительно не было выбора. Вы сказали, дорогая, что он убивает совершенно хладнокровно, не мучаясь потом угрызениями совести. В каком-то смысле вы правы, потому что иначе он просто сошел бы с ума. На самом деле это для него совсем не так просто. Он работает не из-за денег. Можно даже сказать, что оплата его труда совершенно не соответствует уровню этого труда. — Это я напомню шефу при первом же разговоре наедине! — Занимается Калверт своим делом также и не из любви к сильным ощущениям, поскольку его увлечения лежат совсем в других областях — это музыка, астрономия, философия. Но есть вещи, которые волнуют его больше всего: он хочет, чтобы люди понимали разницу между добром и злом, законом и беззаконием, и, когда эта разница уж слишком затирается и зло грозит уничтожением добру, он не колеблется перед применением средств, необходимых для возвращения равновесия. И в конце концов это делает его, вероятно, лучше нас с вами, дорогая Шарлотта.
