В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том второй
Толпа на минуту окаменела. Красота, отчаяние и отвага Лоры произвели неотразимое впечатление. Настроение толпы изменилось в пользу Лейхтвейса. Казалось, злоба ее начинает успокаиваться; по-видимому, граждане отказывались от мысли «линчевать» Лейхтвейса, соглашаясь передать его в руки законного правосудия. Но как только Батьяни заметил, что толпа в нерешительности, он поспешил подлить масла в огонь.
— Выслушайте меня, граждане Праги! — воскликнул он, вскочив на стул, чтобы все могли видеть и слышать его. — Я расскажу вам, каким образом эта женщина попала сюда. Я нашел ее на поле сражения измученною, отставшей от прусского отряда, при котором она была маркитанткой. Видя ее беспомощность, я сжалился над ней и предложил ей сесть на моего коня. Вот каким образом попала она в Прагу. Я предоставил ей убежище у себя, уверенный, что она из благодарности не обманет меня. Но я застал ее врасплох, когда она, прокравшись в мой кабинет, снимала копии с планов наших укреплений. Она собиралась совершить предательство, выдать прусскому королю эти планы. С той же целью, пока еще не выясненным путем, проник в Прагу и ее муж. Почтенные супруги работали сообща, и, не застань я их на месте преступления, многие важные бумаги, несомненно, очутились бы в руках врага, таким путем узнавшего бы, с какой стороны легче всего напасть на нас. Застав эту женщину за таким занятием, я подверг ее в моей спальне допросу, во время которого ворвался ее муж с целью покончить со мной. Вот истинное положение дела. Все же, что наговорил разбойник Лейхтвейс, сплошная ложь, гнусная клевета, которой он хочет унизить меня в ваших глазах.
Толпа снова озверела. Тщетно Лора пыталась заговорить, тщетно Лейхтвейс возвышал голос: страшный крик и шум заглушил их слова. Сотни рук схватили бедных преступников и потащили из комнаты. Рассвирепевшая толпа тщетно пыталась оторвать Лору от Лейхтвейса. Она крепко обхватила его и не выпускала из своих объятий. Толпа снесла их с лестницы на руках. Лора ласково утешала и успокаивала Лейхтвейса.
— Мы умрем вместе, ненаглядный мой, — шептала она. — Мне не страшно, я не боюсь смерти в твоих объятиях. Они убьют только тела — души же наши вместе вознесутся в мир вечного покоя, в страну вечной любви, где их уже ничто не разлучит.
— Лора, дорогая моя, — ответил Лейхтвейс, — я схожу с ума от мысли, что ты должна умереть в расцвете красоты. Но приходится мириться с этим. Нас окружает тысячная толпа врагов, спасения ждать неоткуда.
— Господь всемогущ, — отозвалась Лора, — он может остановить течение реки, он может сотворить чудо.
Глава 62
МОСТ СМЕРТИ
Когда пленников вынесли на площадь перед Градшином, поднялся страшный рев и вой. Толпа, ожидавшая там, хлынула к Лейхтвейсу и Лоре и разорвала бы их на части, если бы более спокойные граждане не удержали других. Даже обитатели диких прерий Западной Америки, вешая пойманных врагов на первом попавшемся дереве или расстреливая их, вряд ли более жестоки, чем была пражская чернь в эту ночь. Толпа, собравшаяся перед Градшином и бурно требовавшая выдачи прусского шпиона с его женой, жаждала не столько справедливого возмездия, сколько любопытного зрелища предстоящей казни.
В Праге давно уже не казнили женщин, а тут неожиданно представился случай присутствовать при казни очень красивой преступницы. Толпа придумала ужасную казнь. Было решено бросить их в воду и совершить так называемый Божий суд. Многие из жителей несколько лет назад, еще до упразднения пыток, присутствовали на подобных казнях.
В старину обвиняемого, не желавшего сознаться, бросали в волны Влтавы, а народ, стоя на берегу, ждал, пока несчастный не выбьется из сил и не исчезнет навсегда под водою. В особенности часто подобной казни подвергали заподозренных в колдовстве.
В средние века люди верили в «дурной глаз» и были убеждены, что взгляд бедной больной старухи может «испортить» скот, заколдовать при помощи дьявола кого угодно. Они без сожаления бросали заподозренных в реку, с восторгом следя за их медленной, мучительной смертью в волнах.
Если несчастной жертве удавалось продержаться дольше обыкновенного на поверхности воды или добраться до берега, то этим самым доказывалась ее невиновность. Если же она тонула, что обыкновенно и случалось, то в глазах толпы это служило явным доказательством, что Господь не пожелал спасти виновную.
Подобной же казни, хотя и менее мучительной, подвергались хлеботорговцы. Горе тому из них, кто обвешивал покупателей или продавал недоброкачественный товар. Его сажали в деревянную клетку, опускали несколько раз в воду, а затем, полумертвого, отпускали, и народ не без основания был уверен, что впредь он уже обманывать не станет.
Все это, однако, было детской игрой в сравнении с тем исключительным зрелищем, которое предстояло теперь. Лейхтвейса и Лору окружили тесным кольцом более спокойных граждан и медленно повели к мосту. Толпа громко кричала и волновалась, на всех лицах было выражение жгучего любопытства и нетерпения. Казалось, народ собрался на большое торжество, на триумфальное шествие, а не на казнь.
Ночь стояла светлая, лунная. В такие ночи, казалось бы, страсти должны были затихать.
Лора и Лейхтвейс шли тесно обнявшись. Их не связали, так как они все равно не могли бежать. Лора, прижимаясь к своему мужу, чувствовала, как время от времени он вздрагивает всем телом. Бедняжка знала, что он дрожит не за себя.
— Клянусь тебе, — шептала она Лейхтвейсу, — смерть мне не страшна! Мне так же хорошо, когда в тот день, когда ты в первый раз привел меня в свою пещеру. Дорогой мой, меня поддерживает сознание, что я умру вместе с тобой. Подумай сам, как бы я была несчастна, принужденная жить без тебя. Меня удручает только забота о маленькой Гильде. Она мне не родная дочь, но я от всего сердца люблю ее, и мне грустно, что мы не будем иметь возможности дальше заботиться о ней и охранять ее.
— Гильда в надежных руках, — ответил Лейхтвейс, — Натан Финкель заменит ей отца, а Роза — мать. Они никогда не оставят нашу маленькую Гильду. Но разве ты не думаешь о другом ребенке, о нашем собственном, о том несчастном маленьком создании, которое в час появления своего на свет было похищено у матери и о котором мы не имеем никаких известий? Я все время надеялся, что нам удастся напасть на след нашего ребенка, но теперь я благодарю Бога, что мы остались в неведении о его судьбе. Мы избавлены от горестной разлуки с ним и умираем, ни разу не увидев его.
Лора заплакала. В ней снова проснулась материнская любовь и нежность, которую она все время подавляла в себе, боясь огорчить этим мужа. За последнее время она ни разу не говорила об этом ребенке и не вспоминала о нем при Лейхтвейсе; но одному Богу было известно, как она втайне страдала, как часто горячо молилась, чтобы Господь охранил его, чтобы Он был ему Отцом и направил его на путь истины и правды.
