Сергей Павлов - Искатель. 1983. Выпуск №4
На следующее утро Морозов направился на доклад к руководству по результатам вчерашнего допроса и обыска у Хабаловой. В приемной начальника управления уже ждал Дмитриев. Они прошли в кабинет. Первым попросили доложить Морозова. Он коротко рассказал, на какой стадии находится розыск подозреваемых в убийстве. В заключение подчеркнул, что личность Хабалова, особенно результаты обыска, дают основания предполагать, что тот, возможно, стал жертвой своей преступной деятельности.
— Борис Петрович, — задал вопрос генерал, — вы категорически исключаете участие Хабаловой в подпольных сделках мужа?
— На данном этапе — нет. Неопровержимых доказательств на сей счет не имеем. Можно предположить, что о чем-то она догадывалась хотя бы по его телефонным разговорам. Поэтому и выписала телефоны «купцов». В число группы расхитителей входит и известный нам художник-реставратор Лаевский…
— Помню этого «мецената», — кивнул генерал.
— …Есть предположение, что за день до убийства Хабалов продал ему бриллианты, похищенные Кониным с «Кристалла».
— Кто мог знать об этой сделке из числа знакомых убитого?
— Судя по всему, Конин. Возможно, жена Хабалова, ее знакомый Соболев, его приятель Ярцев, которого выявил в Магадане Козлов. Этот человек одновременно с Соболевым был в Москве.
— Вы уверены, что обыск у Конина может дать результаты?
— По нашим данным, он реализовал только часть бриллиантов, сделал как бы пробный шаг. Наблюдение за Кониным показало, что он встречался только с Хабаловым, причем возвращался от него с пустым портфелем. Следовательно, расчета еще не было. Хабалов, в свою очередь, в последнее время поддерживал контакт только с Лаевским. Двадцать шестого мая, накануне убийства, он вышел из особняка художника с набитым портфелем, вероятно, сделка состоялась. Но тогда мы брать Хабалова не рискнули — могла быть провокация. Окажись при задержании портфель просто с бумагой, и преступники будут предупреждены, затаятся.
— Если вы уверены, что тайник у Конина дома, — генерал посмотрел на Дмитриева, тот кивком подтвердил это, — тогда медлить ни к чему. Понадобится помощь — звоните.
…Отправив жену с дочкой гулять, Олег Сергеевич сидел дома и читал «Основы советского законодательства».
— Кто там? — крикнул он, когда раздался длинный звонок.
— Участковый, откройте.
— Сейчас, только ключ найду!
Было слышно, как он пробежал на кухню, оттуда в кабинет, в гостиную, открыл окно и стал кричать: «Саша! Саша!»
— Взламывайте дверь! — приказал Морозов.
Когда оперативные работники вошли в квартиру, Конин кричал в телефонную трубку, что к нему рвутся грабители. Но, видимо, получив соответствующее разъяснение — 107-е отделение милиции было предупреждено, — возмущенно бросил ее и застыл, скрестив руки на груди.
Морозов подошел к окну и взглянул вниз. Жены Конина не было видно. Один из двух стоявших во дворе работников милиции подал условный знак, что из квартиры ничего не выбрасывали. Нарышкин официальным тоном обратился к хозяину:
— Гражданин Конин, вам предлагается до решения суда добровольно передать под охрану государства бриллианты, а также другие ценности и деньги, нажитые преступным путем. Вот санкция прокурора на обыск.
— Здесь какая-то ошибка! Меня оговорили! Я буду жаловаться! — визгливым голосом выкрикнул тот.
— Не будем терять времени, — прервал его Нарышкин. — Борис Петрович, пригласите понятых.
Сотрудники начали тщательный осмотр наиболее вероятных мест, где могли быть спрятаны драгоценности. Конин наблюдал за происходящим с оскорбленным видом человека, перед которым вот-вот должны извиниться. Через час вернулась жена с дочкой.
— Что здесь происходит? — недоумевающе обратилась она к мужу, словно не замечая посторонних людей.
— Не волнуйся, Сашенька, это какое-то недоразумение…
Конина злобно полоснула глазами по знакомому лицу Морозова. Муж взял у нее из рук сумку с продуктами, что-то шепнул, помогая снять жакетку, и она сухо обратилась к инспектору:
— Не знаю, что у вас за дела, но мне нужно кормить ребенка.
— Одну минуточку, — остановил ее Дмитриев. — Николай Николаевич, я думаю, мы не будем делать личный обыск гражданки Кониной, а занесем в протокол, что для повседневного ношения у нее на руке обручальное кольцо, других драгоценностей нет.
— Я протестую! — взвился Олег Сергеевич. — У жены есть еще личные драгоценности, подаренные ей покойной матерью. Нарышкин и Дмитриев посовещались.
— Борис Петрович, проводите Олега Сергеевича на кухню. Потом мы вас пригласим, — сказал Нарышкин и, когда дверь за ними закрылась, обратился к Александре Михайловне: — Опишите, пожалуйста, драгоценности, подаренные вам матерью, а понятых прошу засвидетельствовать.
Конины не были готовы к такому повороту дела, и ситуация привела хозяйку в замешательство. Наконец она решилась назвать некоторые самые ценные изделия.
— Итак, я записал, — начал перечислять Нарышкин. — Золотой перстень с бриллиантом в десять карат, золотые сережки с рубинами по пять карат, золотая брошь, булавка для галстука, золотая, инкрустированная четырьмя бриллиантами по два карата. Вес камней назван приблизительно.
— Она что же, из дворян? — спросила ошеломленная соседка.
— Моя мать крестьянка, она работала всю жизнь, а отец, к вашему сведению, погиб на фронте. Ясно?
Обращаясь к понятой, Нарышкин пояснил:
— Да, это правда, отец был сержантом и погиб под Москвой в ноябре сорок первого. Мать — колхозница из Смоленской области, вырастила трех дочерей, получая наличными от 60 до 100 рублей в месяц. А перечисленные камешки стоят примерно двести-триста тысяч. Вот только интересно, сколько же досталось другим сестрам?
— Мать все отдала мне, она меня больше всех любила. — Конина врала настолько откровенно, что понятые только покачали головами.
— Покажите ваши драгоценности, — предложил Дмитриев. Растерявшаяся хозяйка подошла к трюмо, нерешительно выдвинула ящичек, но там ничего не оказалось. Прошла в комнату мужа, порылась в письменном столе, в шкафу, но ничего не нашла. На лице ее появилось выражение отчаяния. В гостиную пригласили Конина, а жена заняла его место на кухне.
— Олег Сергеевич, прошу вас назвать, описать и предъявить драгоценности, подаренные вашей жене ее матерью. — Нарышкин приготовился записывать, но Конин не спешил перечислять их.
— Она вам их уже назвала, и я считаю, этого вполне достаточно. К ее драгоценностям я отношения не имею, — наконец нашелся он, стараясь сохранить независимый вид. — Вы пришли искать — ищите, а мое дело обжаловать ваш произвол.
