Томас Майн Рид - Жена дитя
– Может быть, мсье был слишком неосторожен, – добавил солдат шепотом. – Наверно, кричал «Vive l’Republique!», а пароль сегодня «Vive l’Empereur!» Он тоже как будто англичанин. Ваш родственник, мадмуазель?
– О, нет! – ответила девушка, торопливо отворачиваясь и даже не сказав «мерси» человеку, который помог ей.
– Пошли, Сабина, нужно возвращаться домой. А вы, Фримен, бегите в английское посольство! Если не найдете там папу, отправляйтесь искать его. Ищите по всему Парижу, если понадобится. Скажите, что он нужен, что я его жду. Приведите его с собой. Дорогой Фримен, пообещайте, что вы не станете терять ни минуты. Это тот самый джентльмен, который спас мне жизнь в Ливерпуле! Вы ведь помните это. Если в этом ужасном городе что-нибудь с ним случится… Идите быстрей! Возьмите это! Вам может понадобиться экипаж. Скажите папе… скажите лорду С. .. Вы знаете, что сказать. Быстрей! Быстрей!
И половины монет, которые перешли в его руку, хватило бы, чтобы поторопить слугу; не возражая, он заторопился в направлении английского посольства.
А его молодая хозяйка вернулась домой – ожидать прихода отца.
Глава XXXVI
В посольство
– Корнелия? Ты идешь со мной?
Это спросила Джули у кузины после возвращения в отель Лувр. Они были одни в своей комнате, все еще в шалях и шляпках, как зашли после прогулки.
Миссис Гирдвуд разговаривала с джентльмена в приемной внизу.
– Куда? – спросила Корнелия.
– Куда? Я удивлена тем, что ты спрашиваешь! Конечно, за ним !
– Дорогая Джули! Я понимаю, о чем ты говоришь. Я сама об этом думала. Но что скажет тетя, если мы уйдем? На улицах опасно. Мне кажется, солдаты стреляют в население, я в этом уверена! Ты ведь слышишь стрельбу? И пушечные залпы? Похоже на пушки!
– Не будь трусихой, кузина! Помнишь, как громко ревели волны у утеса в Ньюпорте? А его это остановило, когда нам грозила опасность? Может, мы сумеем спасти его жизнь!
– Джули! Я тебя не держу! И я готова идти с тобой, если мы можем что-нибудь для него сделать. Что ты предлагаешь?
– Прежде всего нужно узнать, куда его увели. Скоро я это узнаю. Ты видела, что я говорила с рассыльным?
– Видела. Ты что-то сунула ему в руку.
– Пятифранковую монету. Я попросила его идти за зуавами и посмотреть, куда они отведут пленника. И пообещала вдвое больше, когда он вернется с сообщением. Я уверена, что он скоро будет здесь.
– А что тогда, Джули? Что мы сможем сделать?
– Мы сами ничего. Я не больше тебя знаю, почему у капитана Мейнарда неприятности с французскими солдатами. Несомненно, это связано с его республиканскими убеждениями. Мы слышали об этом; и да благословит его Господь за эту веру!
– Дорогая Джули! Я вполне разделяю твои чувства!
– Но неважно, что он сделал. Наш долг помочь ему.
– Я это знаю, кузина. Я спрашиваю только, что мы сможем сделать.
– Посмотрим. У нас здесь есть посол. Не тот человек, что нам нужен: несчастье Америки, что представителем к европейскому правительству посылают человека, который не способен представлять наш народ. Как раз напротив. Третьеразрядный ум и привычка к высшему свету – словно только это нужно, чтобы быть принятым при королевских дворах. Как будто Американская Республика нуждается еще в какой-то поддержке и дипломатии, чтобы быть принятой! Корнелия, мы теряем время! Человеку, которому мы обе обязаны жизнью, может быть, в этот момент грозит опасность потерять собственную жизнь! Кто знает, за что его арестовали? Наш долг узнать это.
– Ты расскажешь тетушке?
– Нет. Она, конечно, будет возражать. Даже постарается удержать нас. Спустимся по лестнице незаметно и выйдем, ничего ей не сказав. Мы будем отсуствовать недолго. Она вообще ничего не узнает, когда мы вернемся.
– Но куда ты собираешься идти, Джули?
– Сначала выйдем в фойе отеля. Там подождем рассыльного. Я велела ему не заходить в отель; мы с ним встретимся снаружи. Может быть, он уже там. Пошли, Корнелия!
По-прежнему в платьях для прогулки, они не должны были переодеваться; обе леди спустились по лестнице и остановились у входа в отель Лувр. Ждать им пришлось недолго. Служащий встретил их на ступеньках и сообщил о результате исполнения поручения.
Отчет его был прост. Он не привык рассуждать о том, за что ему платят. Зуавы отвели пленника в караульную перед садом Тюильри и здесь его держат. Так он предполагал.
Он записал номер дома и отдал записку леди, получив в обмен золотую монету. Сдачи у него не потребовали.
– Быстрей! – говорила Джули кузине. Девушки вышли на улицу и направились в сторону ничем не примечательного здания, на котором написано «Посольство США».
Как и повсюду, тут царило возбуждение, даже ужас. Девушкам пришлось пройти через толпу своих соотечественников.
Вежливость американцев по отношению к женщинам вошла в пословицу. Толпа расступилась, давая девушкам дорогу. Да и кто бы не уступил таким женщинам?
Их принял секретарь посольства. Он с сожалением сообщил, что посол занят.
Но гордая Джули Гирдвуд не приняла его отказ. Время очень важно; может быть, дело идет о жизни и смерти! Она должна видеть представителя своей страны – и немедленно!
Нет силы большей, чем женская красота. Секретарь посольства покорился этой силе; нарушив полученный приказ, он отворил боковую дверь и пропустил посетительниц к послу.
Они рассказали обо всем. Человек, пронесший звездно-полосатый флаг под огнем не одной битвы, поднявший его на крутой Чапультепек, этот человек теперь в Париже, он пленник пьяных зуавов, его жизни грозит опасность!
С такой просьбой обратились к послу Америки.
Просьба не нуждалась в таких прелестных просительницах. Превыше мужского консерватизма стремление защитить честь своей страны.
Уступая этому стремлению, посол отправился исполнять свой долг.
Глава XXXVII
Смерть на барабане
– Я приду к вам! Приду!
Гордость охватила сердце пленника, когда он услышал эти слова и понял, от кого они исходят. Они позволили ему спокойней выдержать оскорбления.
Слова продолжали звучать в его ушах, когда его ввели во двор, напоминающий двор тюрьмы.
В глубине двора находилось помещение, похожее на камеру. Дверь открыли.
Пленника втолкнули внутрь, как быка, не желающего заходить в загон; один из стражников пнул его сзади, как только он ступил через порог.
У него не было возможности отомстить за грубость. Дверь с грохотом закрылась, снаружи задвинули перекладину.
Внутри камеры было темно, и мгновение Мейнард продолжал стоят на том месте, куда отлетел после толчка.
Но он не молчал. Сердце его было полно негодования; и он произнес громкое проклятие всем формам деспотизма.
