Василий Ардаматский - “Грант” вызывает Москву
Релинк не понимал, что фронт советских людей против лютого врага их Родины был единым, он простирался по всей стране и линию этого фронта невозможно было изобразить на военной карте.
Часть вторая. Они вступают в бой
Одновременно две жизни были у Шрагина, — каждая требовала предельного напряжения физических и душевных сил, и неизвестно, которая была важнее, — обе были слиты воедино и зависели одна от другой. Разведывательно-диверсионная деятельность его группы становилась все сложней и рискованней. А для того что-бы спокойно руководить этой работой, он должен на заводе и дома быть всегда уверенным в прочности своего легального положения. Но обе жизни непрерывно вели его к новым трудностям и опасностям.
Являясь теперь приближенным к адмиралу Бодеккеру человеком, он был на виду у всех. Каждый его шаг контролировался не одним десятком глаз, и если бы он не выполнял свои обязанности сверхдобросовестно, это было бы сразу замечено и вызвало бы подозрение. Но Шрагин был настолько точен в исполнении каждого адмиральского поручения, что его побаивались даже иные немецкие инженеры. Сам адмирал проникался к нему все большим доверием, и не только в вопросах техники.
Зато среди рабочих Шрагину уже давно была присвоена кличка “Немецкая овчарка”, и он то и дело перехватывал их злобные взгляды. Шрагин подумал как-то, что получить нож в спину от своих было бы самой чудовищной несправедливостью судьбы. Так или иначе, но он должен был остерегаться и этого.
В канун Рождества адмирал вызвал к себе Шрагина и вручил ему рождественский подарок — конверт с денежной премией. Пожелав ему весело провести рождественские вакации, адмирал в ответ на благодарность Шрагина вдруг сказал:
— Если на Рождество к вам придет Релинк, я бы просил вас не распространяться об этой премии.
Шрагин почтительно и чуть удивленно смотрел на адмирала, ожидая объяснения. Адмирал молчал. Подождав еще, Шрагин положил конверт на стол:
— Я не имею права получать вознаграждение, если кто-то против этого. И я не хочу подводить вас, господин адмирал.
На глянцевых щеках адмирала проступили розовые пятна, и он начал хрюкать, как это делал всегда, когда злился.
— Там всеми недовольны, и мной в том числе, — невнятно пробормотал он.
— Но избави бог, чтобы они были недовольны мной! — сказал Шрагин.
— Ну вот что. Мы с вами люди техники, люди дела, а не болтовни, — сердито сказал адмирал. — То, что я скажу вам, надеюсь, останется между нами.
Шрагин молча кивнул.
— Так вот, — адмирал нервно провел рукой по седому ежику волос. — Как-то на совещании у командующего я встретился с Релинком, и он сказал мне, что познакомился с вами в вашем доме и что вы представляете собой экземпляр очень любопытного и, может быть, весьма полезного русского, но тут же посоветовал не торопиться доверять вам. Вот и все.
Адмирал сказал не все. Релинк сообщил ему тогда еще и о том, что он поручает своим людям последить за этим русским, и обещал сообщить о результатах проверки. Но Шрагину было достаточно и того, что он услышал: у Релинка он вызвал опасное любопытство…
— Спасибо, господин адмирал, — сказал Шрагин и взял конверт. — Я не скажу о премии никому, даже дома. Но я еще раз искренне говорю вам: если эта премия хотя бы на кончик ногтя создает какие-нибудь осложнения для вас, я не хочу ее получать.
— Оставим этот неприятный разговор, — перебил его адмирал. — Если бы все нормальные люди стали относиться друг к другу по рекомендации СД, мир превратился бы в сумасшедший дом. — Он уставился на Шрагина своими прищуренными светло-карими глазами, в которых поблескивала злость.
Шрагин промолчал, с бесстрастным лицом выдерживая взгляд адмирала, и спросил:
— Может, вы зайдете к нам в рождественские дни? Мы были бы очень рады.
— Благодарю вас, — сказал адмирал отрывисто и с интонацией, дающей понять, что разговор окончен. Но когда Шрагин встал, добавил: — Я не хотел бы оказаться в обществе тех господ… Но, возможно, зайду, тоска по дому может оказаться сильнее…
Адмирал не пришел. Тоска по дому не оказалась сильнее осторожности. Но не было и Релинка с генера-лом Штроммом. Генерал улетел на Рождество в Германию, а Релинк был, видимо, очень занят. Ведь как раз под самое Рождество он получил неприятные подарки от группы Шрагина и подполья…
Последний разговор с адмиралом еще больше сблизил с ним Шрагина, но это потребовало от него еще большей осторожности. Ведь глаза и уши Релинка могли оказаться всюду.
В конце января адмирал Бодеккер сам напросился в гости к Шрагину и при этом сказал смеясь:
— Теперь это не опасно. Релинк сказал мне на днях, что вы, очевидно, белая ворона, характерная только для инженерной публики, предпочитающей воротить морду от политики. Последнее относилось уже и ко мне…
Адмирал пришел в гости на другой день. После домашнего ужина Эмма Густавовна — она не считала адмирала своим гостем — извинилась и ушла спать. Кофе готовила уже Лиля, но и она скоро ушла. И все, что услышал Шрагин в этот вечер, стало важнейшим его радиодонесением в Москву…
Уже за кофе, после того как Лиля по просьбе адмирала сыграла два любимых им этюда Шопена и вернулась к столу, адмирал долго и сумрачно молчал. И вдруг сказал:
— Какой прекрасной могла бы быть жизнь человечества!.. — Он не окончил мысль и будто без всякой связи с ней продолжал: — Всемирное могущество Англии в течение целого века было в ее морском флоте. И она прекрасно пользовалась им без тотальных войн. А когда великие страны влезали в большие войны, ничего хорошего из этого не получалось. Но мы догнали Англию, и наш флот стал достаточно сильным, чтобы бросить перчатку дряхлеющей владычице морей и колоний. Мы — государство омоложенное, это наше неоспоримое преимущество. Представьте себе, господин Шрагин, что могло быть? Локальная морская война, и мы получаем не только свои прежние колонии, но и английские. Вот где наиболее верный путь к мировому господству Германии. Причем путь этот не стал бы кровавой дорогой для нашего народа. И не только для нашего. А для всего цивилизованного мира такая наша победа выглядела бы как нечто закономерное. Этот мир, может быть, и огорчился, но он не был бы раздражен, как теперь. Понимаете?
— А Америка? — спросил Шрагин.
— А боссы Америки люди деловые, — охотно отвечал адмирал, — с ними всегда можно договориться на обоюдовыгодных началах. Но увы… Во главе нашего флота появилась плеяда скороспелых гениев, которым было не по силам взять на себя такую историческую ответственность.
