Виталий Олейниченко - Красное золото
— Однако, что делать будем? — поинтересовался Сергей, крутя головой по сторонам.
— М-да… Машину мы сейчас вряд ли найдем.
— А спать меж тем охота… — зевнул во весь рот Болек. — И чего я, дурак, в поезде не похрапел?
— Я думаю, друзья мои, сейчас нам стоит дойти до окраины этого очага цивилизации, благо должно быть недалеко, и в первом же попавшемся перелеске встать на ночлег. А завтра утречком спокойненько определимся — куда и на чем двигаться дальше.
Правильно, не стучаться же нам во все дома подряд, дайте, мол, попить, а то так есть хочется, что переночевать негде. Мы же все-таки не эти «мы сами не местные», заполонившие все электрички бывшего Советского Союза. Да и к прелестям походной жизни пора привыкать.
Возражений не последовало, да и невозможно возражать, когда все мысли крутятся вокруг одного: возложить чресла хоть куда-нибудь и задремать минут на шестьсот… Мы влезли в лямки рюкзаков и бодрым маршевым шагом, стараясь не споткнуться и не подвернуть ногу в бесконечных глубоких асфальтовых выбоинах, направились на юг по идущей перпендикулярно железнодорожной колее темной и сонной дороге, освещенной лишь светом ярких звезд, какие можно увидеть только вдали от больших городов.
Идти оказалось дальше, чем я предполагал, потому что со времен окончания гражданской войны городишко разросся, хотя и не существенно — в основном за счет навевающих тоску безликих панельных двухэтажек, окруженных заплатками огородов и дощатыми покосившимися будочками нужников. Подобные строения, на мой взгляд, могли появиться на свет исключительно в горячечном бреду какого-нибудь сильно пьющего архитектора-недоучки из бывших троечников… А кроме этого, сразу за последними из этих памятников поголовной урбанизации глубинки имела место быть грандиозная свалка, превосходящая, казалось, по масштабам сам городок, а за этим благоухающим мусорным полигоном начиналось обширное поле с пробивающейся порослью неких чахлых злаков. И лишь вдали, километрах в двух от свалки, чернела под луной сливающаяся с небом зыбкая полоса тайги, хотя карты — и старые и вполне современные — уверяли, что лес должен был начинаться чуть ли не в черте города.
Делать, однако, было нечего — не ставить же палатки посреди свалки — и мы резвой рысцой затрусили в сторону вожделенных деревьев. Идти стало намного легче: разбитый грузовиками асфальт закончился еще на городской окраине, и под ноги теперь ложилась ровная лента пыльной серой грунтовки.
— Вот бы было интересно провести по такой карте военные учения, — сказал вдруг мечтательно Михаил и, закурив сигаретку, продолжил: — Вот дают тебе, к примеру, приказ: «Установите, товарищ Михайла, свою гаубичную батарею в смешанном лесу на окраине населенного пункта Узловая, квадрат такой-то, по улитке девять». Ты, естественно, радостно орешь: «Есть, товарищ гав-гав-гав!» и, как и положено, точно и в срок исполняешь данное приказание. Только вместо означенного на этом подобии карты смешанного леса попадаешь аккурат в центр свалки. И все твои четыре стадвадцатидвухмиллиметровые красавицы Д-30 всеми тремя станинами утопают в кучах дерьма. Вместе с расчетами. А если потом прикрыться сверху масксетью да еще набросать на нее десяток бомжей для правдоподобия, то ни один подлый оккупант твою батарею не обнаружит до нашей полной и окончательной победы… — Миша отправил легким щелчком окурок куда-то в заросли злаков. — Только в армии карты — не чета нашим, на тех картах даже все эти будки «типа сортир» были бы обозначены.
Ну, кому это знать, как не Михаилу… Я мимолетно пожалел о том, что у нас нет такой подробной замечательной карты, ведь насколько проще было бы нам тогда шастать по тайге! А ту разноцветную макулатуру, которую продают в книжных магазинах под видом топографических карт, хорошо упомянутым Мишей оккупантам подбрасывать. Подбросил — и все, можно вражеский отряд смело списывать со счетов. И никакой Сусанин не нужен.
Первых деревьев мы достигли только через час. Очевидно, я ошибся при определении расстояния: от свалки до леса было никак не менее километров пяти. Глубоко в чащу мы забираться не стали, а нашли более-менее подходящие для установки палаток относительно ровные места метрах в пятнадцати от опушки, быстренько соорудили лагерь и, зевая так, что чуть не выворачивало скулы, расползлись по своим капроновым домикам.
Забравшись в спальный мешок и сладко зевнув, я начал стремительно погружаться в сон, и уже почти полностью оказавшись в объятиях Морфея, краем уха уловил рев мощного автомобильного движка… нет, двух движков. Сдвоенный гул накатил со стороны города и пронесся мимо за какие-то считанные секунды. С вялой мыслью: «Надо же, не спится кому-то. Вот ведь полуночники!» я, наконец, уснул…
— Слышь, Бивень, пойди-ка вон у деда поспрошай: видал он тут туристов каких-нибудь, так-их-растак — этого не говори, — а если видал, узнай — куда делись. Давай, в темпе…
Посланный в рекогносцировку боевик через пару минут вернулся.
— Ну и че этот старый хрыч говорит? Были?
— Были.
— Так, припоздали мы, в натуре. Гребаные «сапоги», всю фишку обломали!.. Ну и че он лопочет, куда эти вшивые турысты делись?…
— Уехали.
— Куда?…
— Ну, туда вот…
— Да понятно, что «туда», а куда «туда»?… Да ты пальцем ткни, ископаемое!
Бивень рукой показал направление.
— Короче, Вова, этот старый баклан базарил, что они машину взяли и на ней укатили.
— Че? На какой еще машине?
— Ну, на такой… грузовой, во! У нее еще полоса красная по боку.
— А-а-а, ну, это агрегат приметный.
— Только номер-то мы не знаем…
— Да на черта мне его номера — тут не город, и так в момент прочухаем, когда нагоним. Короче, братва, слушай сюда: у лохов часа четыре форы, дорога тут типа одна, деваться им конкретно некуда, часов за семь нагоним. А там — глухомань, так нам это в кайф, в натуре.
— Эх, жалко, среди них баб нету, — тихо пожалел один из бойцов.
Две до крыш облепленные грязью «японки» одолели, переваливаясь, асфальтированный участок трассы, вышли на грунтовку и развили вполне приличную для ночного времени скорость. Со свистом миновали въезд в тайгу и, сбавив темп, растворились в предутреннем тумане…
ГЛАВА 9
Проснулся я уже утром от нестерпимого естественного желания. Мельком глянул на часы. Ого! Спал-то всего три часа, а бодр и свеж, как огурчик (интересно, кстати, почему принято так говорить: «как огурчик»? Огурчики ведь тоже разные бывают, знаете ли…). Вот что значит — свежий воздух! Серега, мой сосед по палатке, еще сладко посапывал. Из зеленого синтепонового спальника торчали наружу только взъерошенные светлые волосы. На синих скатах желтыми пятнами дрожал пробивавшийся сквозь спутанные ветви подлеска солнечный свет.
