Александр Казанцев - Обычный рейс (Полярные новеллы)
Волны перекатывались через катер. Они клали его набок, а он, наклоняясь, упрямо выпрямлялся, как ванька-встанька.
Снег, липкий и мокрый, бил в лицо, залепляя глаза.
Осветился квадрат люка. Из него показалась голова механика в сдвинутой на затылок кепке.
— Сейчас запустим! — ободряюще крикнул он.
Успокоенный штурман вернулся в рубку и взялся за штурвал.
Но на душе у него все же было нехорошо. Механик запустит дизель… а куда идти?
Не легко в море найти остров. «Седов» его трое суток искал.
На катере не было ни радиопеленга, ни лага, ни карт с нанесенным на них курсом.
Когда-то известный советский ученый, анализируя в Ленинграде путь дрейфовавшего во льдах судна, указал местоположение неизвестного острова. Нетаев был теперь рядом с этим островом Угаданным, но не знал, как добраться до него…
Дизель не работал.
— Что там у тебя? — снова крикнул Нетаев в переговорную трубу.
В машинном отделении молчали.
С тяжелым предчувствием штурман выбрался из рубки и взглянул в люк машинного отделения.
Электрическая лампочка тускло освещала широкую спину старшего механика. Карташов обернулся. Нетаев не узнал его обычно спокойного, уверенного лица. Казалось, Карташов испытывает сильную физическую боль. Он указал штурману на стрелку манометра.
— Все стравил, — упавшим голосом сказал он. — В баллоне воздуху не было… стрелка манометра застряла…
Нетаев увидел капельки пота на морщинистом лбу Карташова. Тот продолжал чужим, незнакомым Нетаеву голосом:
— Дизеля не запустить. Моя вина. Беру на себя… Стрелка обманула. Горе-то какое, Ваня! — и у Карташова перехватило горло.
С неожиданным спокойствием Нетаев сказал:
— Пассажир ведь на кунгасе… Надо его на катер взять. Кунгас скоро затонет.
Спокойные слова молодого штурмана отрезвляюще подействовали на механика. Он нахмурился, пнул ногой пустой баллон и полез следом за Нетаевым по трапу.
Они выбрались на корму. Липкий снег и брызги летели отовсюду. Через голенища в сапоги заливалась вода.
Моряки ухватились за буксирный трос и с трудом стали тянуть его. Скоро из мглы показалась пляшущая тень. Это был кунгас. На носу его виднелась фигура человека.
Когда нос кунгаса поравнялся с кормой катера, Нетаев крикнул:
— Прыгайте, Денисюк! Трос обрубим!
— Как же так — обрубим? — послышался голос. — Так ведь тут баллоны с водородом!
— Какие там баллоны! — с раздражением сказал Карташов. — Кунгас ко дну пойдет. Разве не понятно?
— То ж понятно, — отозвался Денисюк. — Вполне понятно. Только как же баллоны бросать?
Он выкрикивал слова, то поднимаясь над кормой, то проваливаясь куда-то вниз.
— Прыгайте! — начал сердиться Карташов.
— Так ведь без баллонов ни единого шара не выпустить. То ж не дело! хрипло протестовал Денисюк.
— Нам кунгас не удержать, он открытый, его зальет волнами, сдерживаясь, объяснил Нетаев.
— Так вы бы то сразу сказали. А ну! Поберегись!
На палубу что-то грохнулось. Карташов едва успел отскочить. Это упал брошенный с кунгаса баллон. Трудно было поверить, что пятидесятикилограммовый баллон можно было перебросить на такое расстояние. Но Денисюк, огромный Денисюк, в армии удивлявший однополчан-танкистов игрой с двухпудовой гирей, выбрал момент, когда кунгас ударился о корму катера, и перебросил баллон…
— Перетаскивай, Федор Михайлович, в носовую каюту, — сказал механику Нетаев, невольно улыбнувшись изумлению Карташова. — А я буду их удерживать на палубе, чтобы не нырнули…
Баллоны, похожие на крупнокалиберные снаряды, один за другим падали на корму катера. Слышно было, как хрипло дышал богатырь, поднимавший их со дна кунгаса.
— Денис Алексеевич! Хватит, катер перегрузим! — нерешительно протестовал Иван Васильевич.
— Да то ж мне на целый год… Восемь штук. То не богато. Еще парочку, будь ласков! — И, не дожидаясь ответа, Денисюк с тяжелым вздохом бросил на катер еще один баллон.
Потом он неуклюже прыгнул сам и сразу вцепился в поручни.
— Качает, как на танке… по пересеченной местности. И мутит, ровно контузило, — проговорил он.
Штурман взмахнул топором, обрубил трос. Кунгас взлетел на гребень и исчез в темноте.
Денисюк навалился животом на машинную надстройку. Ему, видимо, было нехорошо.
— Если тошнит, надо работать, — участливо посоветовал Нетаев. — Идите с механиком откачивать воду.
Денисюк, минуту назад бросавший стальные баллоны, теперь, расслабленный, едва державшийся на ногах, поплелся в носовую каюту.
Вход в каюту был через рулевую рубку.
За стеклами рубки в темноте ревела вода. С грохотом била она в переборки и двери. Из-под стекол и через порог вода струйками стекала в каюту. Ее надо было вычерпывать ведрами. Денисюк стал помогать Карташову. Работать было трудно. При росте Денисюка ему нельзя было даже разогнуться, но все же работа ему помогала.
Карташов был хмур и молчалив.
Откачивали воду всю ночь, но вода прибывала. К утру поднялся ветер баллов до десяти. Положение катера становилось угрожающим. Он уже не прыгал по волнам. Изнемогая, он то ложился на борт, зачерпывая воду, то вдруг взлетал, готовый оторваться от гребня, а потом снова стремительно падал вниз.
Лишь на минуту спустился в каюту штурман.
— Ну, беда, Денис Алексеевич, — сказал он. — У катера ходу нет, против волн держаться не можем. Воды не вычерпать, сами видите.
— Так что ж? — сгорбившийся Денисюк остановился с ведром в руке.
— Баллоны надо будет сбросить, — сказал Нетаев.
— То ж не дело, товарищи! Мне ж год не с чем будет работать!
— Ничего не поделаешь, Денис Алексеевич, — как бы извиняясь, пожал плечами штурман.
— А если запустить дизель? — вдруг спросил Денисюк.
— Как запустить? — отозвался механик.
— Так вот вам сжатый газ! Двести атмосфер! — и Денисюк пнул ногой баллон.
Карташов удивленно посмотрел на Денисюка.
— Это водород, — веско сказал он.
— Так что ж?
— Рехнулся! — Карташов сердито бросил ведро. — Смесь водорода с воздухом — это же гремучий газ. Если мы будем провертывать дизель сжатым воздухом — верный взрыв. От катера щепки останутся!
— Э, ни! — поднял руку Денисюк. — Ты ж меня выслушай! То ж идея! Мы не смешаем водород с воздухом. Мы все всасывающие трубы заткнем. Карташов отрицательно покачал головой.
— Это нельзя… риск, — и отвернулся.
— Как разумеете. Только баллоны выбрасывать не могу.
— Как думаешь, Федор Михайлович? — нерешительно обратился Нетаев к механику.
