Петр Лебеденко - Шхуна «Мальва»
Самое лучшее, думал Петро, это втереться к немцам в доверие. Но как это сделать? Не подойдешь же к ним и не скажешь: так, мол, и так, буду служить вам верой и правдой. Не такие немцы дураки, чтобы сразу поверить...
И вот сейчас, глядя вслед удаляющемуся с опущенной головой Ивану Глыбе, Петро решил: «Сейчас! Только сейчас! Ивану теперь все равно, его ведь не остановишь...
Петро в каком-то приступе отчаяния и надежды рванулся с места, обогнал Ивана, вбежал в помещение гестапо и зашептал часовому:
— Моренц!.. Где господин Моренц? Скоро надо!.. Партизан...
— Господин Моренц, господин капитан! — дрожащими губами проговорил Калугин показавшемуся в дверях гестаповцу. — Можно поймать рыбака Глыбу. Глыбу, понимаете? Который на шхуне...
Сонное лицо Моренца мгновенно «преобразилось.
— Где есть Глиб? — крикнул он. — Ты не врать?
— Истинный господь, правда, — закрестился Петро. — Скорей, господин капитан, он рядом.
Крикнув что-то часовому, Моренц расстегнул кобуру и побежал по коридору за Калугиным. Когда они выскочили из дома, Глыба был в десяти шагах от них.
— Вот Глыба! — показывая на Ивана пальцем, крикнул Петро Калугин. — Это тот. самый, господин капитан. Партизан. Плохой человек.
Моренц вытащил пистолет, а Калугин бросился на Ивана. Но Глыба резко повернулся, тряхнул плечами, и Петро упал. Глыба ударил его сапогом в лицо и брезгливо сказал:
— Вон ты, оказывается, какой... — Потом сплюнул и добавил: — Падаль...
В комнате Моренца — торжество. Сам капитан чисто выбрит, в новом мундире, от него даже пахнет духами. На столе бутылка коньяку и три хрустальные рюмки. В дорогой позолоченной вазе печенье и шоколад. На блюдце тоненькие ломтики лимона, посыпанные сахарной пудрой.
В кожаном кресле сидит полковник фон Зиммер, тоже тщательно выбритый, с гладко причесанными на пробор волосами. В другом кресле Штиммер. Он заметно навеселе, но держится корректно, как и подобает держаться в присутствии старших чинов. На стуле, рядом с капитаном Моренцем, устроился лысый переводчик, немец с испитым желтым лицом.
— Надо прекрасно знать своих врагов, полковник, чтобы побеждать их! — весело разглагольствовал Моренц, наливая рюмки. — Многие наши военные не хотят этого понимать. И часто проигрывают.
— О да, капитан, вы правы, — ответил фон Зим-мер. — Как вам удалось поймать этого русского?
— Он бродил около гестапо, надеясь увидеть своего брата. В это время какой-то Калугин заметил его. Остальное я сделал сам.
Постучали. Моренц недовольно крикнул:
— Да!
Вошел молодой солдат с пухлыми розовыми щеками, доложил:
— Мальчишке стало хуже, господин капитан. Что прикажете?
— Приведите безногого партизана, — распорядился Моренц. — Потом давайте мальчишку.
Солдат вышел.
Двое гестаповцев ввели Ивана Глыбу. Рыбак остановился посреди комнаты и угрюмо оглядел немцев. Большой, сильный, он, казалось, заполнил собой половину помещения, и полковник фон Зиммер невольно отодвинул свое кресло подальше в угол. Несколько минут все напряженно молчали, с интересом разглядывая рыбака. Наконец Моренц кивнул переводчику, и лысый немец спросил:
— Фамилия?
— Глыба, — коротко ответил Иван.
— Имя?
— Иван.
— Партизан?
— Да.
Моренц снова посмотрел на переводчика, и тот замолчал... В это время Иван увидел, что Штиммер, полковник и переводчик повернулись к двери. Иван тоже посмотрел туда: на полу, в изодранных штанишках, без рубашки, с закрытыми глазами лежал Ленька. Это был не тот Ленька, который командовал на шхуне невидимыми матросами. Не тот Ленька, который терся лицом о колючие щеки Ивана, стыдливо ласкаясь к брату. На полу лежало маленькое искалеченное тельце. Худые, почти прозрачные руки были раскрыты, белесые кудряшки прилипли ко лбу.
Иван подошел к Леньке, осторожно взял его на руки. Ленька открыл глаза и посмотрел на Ивана.
Сперва, кроме боли и отчаяния, Иван ничего не увидел в глазах Леньки. Но вот что-то похожее на слезы заволокло неподвижные зрачки, и ресницы дрогнули.
— Брательник!.. — прошептал Иван.
Прижав Леньку к груди, он стоял перед его палачами и раскачивался из стороны в сторону, ничего не видя и не слыша.
Ленька хотел поднять руку, обнять брата, но рука не слушалась. Тогда мальчик с усилием приподнял голову и улыбнулся.
— Все! — крикнул Моренц солдату, который стоял у двери. — Выбросьте мальчишку вон. Он больше не понадобится.
Солдат взял под козырек:
— Слушаюсь, господин капитан.
— Поручите эта дело русскому, как его, черт возьми... Калугину. Идите.
*Иван был уверен, что, если он добровольно явится к гестаповцам, Леньку выпустят. Что будет с ним самим, рыбак не думал. Братишку надо было спасти, хотя бы для этого пришлось самому погибнуть. Правда, в каком-то далеком тайничке сознания теплилась надежда, что ему удастся бежать. Он ведь не Ленька, у него хватит сил и ума...
Встреча с Ленькой вначале придавила Глыбу, поколебала его. Но это продолжалось недолго. «Там, на воле, — думал рыбак, — найдутся люди, которые вырвут братишку из рук этого немецкого прихвостня Петра Калугина и доставят его к матери. Христо Юрьевич наверняка сумеет разузнать обо всем... Малыш выживет... Он еще побегает по палубе шхуны...»
— Полковник фон Зиммер и капитан Моренц обещают сохранить тебе жизнь, даже выдать денежную награду, если ты скажешь, где шхуна и ее команда, — скрипучим голосом проговорил переводчик.
«А Петро Калугин, — продолжал думать Иван, ничего не слыша, — попадется на аркан. Эх, гад, продался!..»
— ...денежную награду... — наконец донеслось до него, и он поднял голову.
Теперь лицо рыбака было спокойным и, как почти всегда, насмешливым.
«Эх, фрицы, фрицы! — усмехнулся про себя Иван. — Русского человека купить захотели. Ивана Глыбу!»
— Что господин немец сказал? — переспросил Глыба.
— Полковник фон Зиммер и капитан Моренц обещают сохранить вам жизнь, — опять повторил немец, — и даже видать денежную награду, если вы скажете, где шхуна, Шорохов и остальные...
— Награду, говоришь, обещают?
— Да, да! — оживился переводчик. — Большую награду.
— Ага, это неплохо. Сколько ж дают?
— Тысячу марок! — громко сказал Моренц.
— Да ты что, очумел? — усмехнулся Иван. — За такую шхуну — тысячу марок! Пять тысяч, господа немцы, не меньше!
Моренц быстро проглотил рюмку коньяку и пососал кусочек лимона. Он было подумал, что рыбак смеется над ними, но сейчас он услышал в голосе партизана такое искреннее возмущение, что невольно поверил в этот торг.
