Александр Дюма - Людовик XV и его эпоха
– Согласитесь, однако же, что вам было бы очень досадно не иметь меня вашим сыном, особенно со времени смерти герцога Анжуйского.
Ответ этот не показывал хорошего ума, но по крайней мере он показывал ум проницательный.
В двенадцать лет дофин начал делаться рассудительнее, и в молодом принце можно уже было заметить некоторую силу, в которой твердая воля принимала большое участие. Он страдал от опухоли в нижней части правой щеки. Доктора нашли нужным сделать операцию. Ла Пейрони сделал прорез вдоль щеки до подбородка. Королю при этом стало дурно, так что принуждены были дать ему понюхать спирт, но дофин остался совершенно спокоен и выдержал операцию чрезвычайно достойно. Через несколько дней его зубной врач предупредил герцога Шатильонского, что принцу надобно выдернуть коренной зуб именно на той стороне, где была рана. Принц попросил дать ему какое-то время, чтобы на это решиться, и, решившись, сам позвал хирурга и перенес операцию весьма хладнокровно.
Через несколько дней ему вырвали другой зуб, потом третий, и он перенес боль с тем же спокойствием.
Однажды кардинал Флери, играя с ним в карты, как игрывал некогда с Людовиком XV в его отрочестве, спросил дофина:
– Можно ли твердо полагаться, ваше высочество, на дружбу, которую вы ко мне теперь выказываете? Дружба государей нашего времени, как уверяют, непродолжительна.
– Вам не на что, кажется, жаловаться, – отвечал дофин, – вы сохранили для себя хорошее место в сердце короля.
Узнав, что одна придворная дама никогда не говела, он, имея уже пятнадцать лет от роду, подошел к ней и спросил:
– Вы, сударыня, были у исповеди?
– Была, ваше высочество.
– Плохая вы католичка! Кто ваш духовник?
– Один францисканский монах, – сказала дама, смущенная такими вопросами юного принца.
– Вы бы сделали лучше, если бы взяли какого-нибудь миссионера придворной церкви, – возразил принц, – он был бы построже.
И он отошел от нее с таким же видом, какой принял бы Людовик XIV в подобном случае.
Когда речь шла о женитьбе дофина на инфанте Марии-Терезии Испанской, ему было четырнадцать лет, и он еще не знал ни одной женщины. Поэтому он очень часто говорил о своих планах поездок и путешествий с дофиной.
– Хорошо, – сказала ему принцесса (мадам) Аделаида, – говорите о вашей жене, хвастайтесь ее прекрасным цветом лица, ее благородной наружностью, белизной ее тела… А знаете ли вы, что у нее рыжие волосы?
– Меня уверяли, что она имеет добрый характер, – отвечал дофин, – для меня и этого достаточно.
Однажды он сказал одному из своих друзей:
– Если я сделаюсь когда-нибудь королем, то буду жить в Сен-Жермене и прикажу выстроить там дворец, приспособив к этому те строения, которые уже там находятся.
– Ваше высочество, – отвечал ему тот, с кем он говорил, – этот план не согласуется с другим планом, который лежит у вашего высочества в сердце, – с планом облегчить ваших подданных.
– Хорошо, – сказал дофин, – я подумаю о том, что вы сказали.
На другой день он снова обращается к своему другу:
– Вы правы, всегда строят больше, нежели хотят, и дороже, нежели можно. Я думал о том, что вы мне вчера сказали, и даю вам слово, что никогда не буду строиться.
Дофин очень любил забавляться стрельбой в цель, но он имел несчастье убить при этом господина де Шамбона и никогда не мог забыть этого.
Жена господина де Шамбона была беременна. Он был крестным отцом младенца и во время крещения, увлекшись молитвой, не исполнил какого-то обряда относительно младенца, что хотели поправить, сказав ему:
– Ваше высочество, это не в обычае.
– Но мне кажется, – отвечал с горестью дофин, – что не в обычае также убивать отца младенца и мужа жены.
Будучи женатым уже пять лет, дофин постоянно жил как добрый и честный муж. Поэтому, как мы уже говорили, госпожа де Помпадур несравненно больше боялась дофина, нежели королевы.
Госпожа де Помпадур была представлена ко двору в 1745 году. Но так как она не могла быть представлена под своим именем – госпожи Ленорман д'Етиоль, так как, сверх того, она имела некоторые причины расстаться с этим именем, которое носила довольно мало, она просила короля сделать для нее то, что он сделал для госпожи де Шатору: король на это согласился и подарил ей маркизство Помпадур.
Фамилия де Помпадур, восходившая к XII веку, пресеклась в 1722 году в лице маркиза Помпадур, замешанного в Целламарском заговоре.
Маркиза Помпадур не выставляла своих условий наперед, как герцогиня Шатору, но она ничего не потеряла от того, что сделала это после.
Она начала с того, что лишила места генерал-контролера Орри, отказавшегося сделаться ее покорнейшим слугой, и заменила его своим приверженцем.
Кроме двух мнений, ходивших в публике насчет господина Пуассона, отца маркизы Помпадур, по одному из которых он был ла-ферте-су-жуаррский купец, торгующий скотом, а по другому – подрядчик Дома Инвалидов, было еще третье, которое выдавало его за лихоимца и взяточника, осужденного некогда на виселицу.
Пуассон, говорили, был одним из главных поверенных братьев Парисов и находился под их покровительством. Преследуемый Фагоном, который, по причине покровительства герцога Ришелье, не смел взяться за них самих, Пуассон был осужден на виселицу. Но никогда, говорят, не бывают повешены те, которые довольно богаты, чтобы купить себе петлю за сто тысяч луидоров, так и Пуассон избегнул виселицы и бежал в Гамбург.
Прежде мы уже говорили, как командор де Тианж играл роль Станислава в 1733 году. Пуассон встретился с ним в Гамбурге, рассказал ему о своем приключении и просил его похлопотать за себя у контролера, чтобы он мог подать апелляцию на этот приговор. Об этом деле очень часто говорили кардиналу Флери, но ничего от него не добились. Наконец одна дама, де Сессак, приятельница его, начала так надоедать кардиналу, что он позволил, чтобы это дело было пересмотрено.
В 1741 году приговор 1726 года был отменен.
Братья Парисы много помогли господину Пуассону.
Генерал-контролер был большим врагом этих братьев, и потому первой заботой маркизы Помпадур, вошедшей в силу, было ниспровержение Орри.
Орри, получив отставку, удалился в Берси, куда все честные люди стекались для того, чтобы записывать у него свои имена в знак уважения к нему.
Орри заменил господин де Машо, бывший правителем Валансьена.
Господин де Машо, человек честный и умный, начал с того, что спас Францию от великого голода, свирепствовавшего в 1749 году, выписав достаточное количество ржи из Варварии.
Маркиза Помпадур наполовину обманулась в своем ожидании; правда, она имела власть ниспровергнуть своего врага, но не в ее власти было заменить его другом.
Чтобы вознаградить ее за это, король предложил ей место главного начальника публичных строений, – теперь маркиза могла назначать кого угодно на это место.
И она назначила на это место своего брата, которого сделали маркизом де Вандьер и которого придворные немедленно окрестили маркизом д'Авантиер.
Что касается личного богатства маркизы Помпадур, то вот в какой прогрессии оно росло.
Через шесть месяцев после объявления ее любовницей короля она имела уже 600 тысяч ливров годового дохода, одно помещение при дворе, другое – в зданиях, принадлежащих королю, и маркизство Помпадур.
В 1746 году она купила у Русселя, главного откупщика, землю де ла Селль за 155 тысяч ливров и издержала 60 тысяч ливров на перестройку одного только замка.
В том же году король подарил ей 750 тысяч ливров на покупку земли и замка Креси, 500 тысяч ливров – за должность конюшенного казначея, а также учредил вторую должность в ее пользу, доставившую ей 500 тысяч ливров.
Таким образом, менее чем за год фаворитке было подарено около двух миллионов ливров.
1 января 1747 года Людовик XV подарил ей – как подарок к Новому году – записную книжку, усыпанную бриллиантами, с бриллиантовым гербом Франции посередине, с бриллиантовыми же башнями на всех четырех углах, которые маркиза Помпадур избрала своим гербом.
В этой книжке находился еще билет в 150 тысяч ливров, которые следовало уплатить предъявителю его.
3 марта маркиз де Вандьер получил от короля Гренелльское капитанство и грамоту на получение 100 тысяч ливров за это место.
В 1749 году маркиза Помпадур просила выстроить для себя дворец в Фонтенбло; король дал ей на это 300 тысяч ливров.
В том же году она просила у короля замок д'Олней для увеличения приятностей Креси; король подарил его ей и прибавил еще 400 тысяч ливров.
В 1750 году она хотела приобрести Бренборион, лежащий выше Бельвю; король купил его, заплатив 600 тысяч ливров.
В 1751 году маркиза Помпадур вспомнила, что пора было сделать что-нибудь и для своего отца; король купил землю де Мариньи и немедленно предложил ее господину Пуассону.
В 1752 году маркиза Помпадур пожелала иметь землю Сен-Реми, смежную с землей Креси. Это была безделица, приносившая всего 12 тысяч ливров дохода, и потому король, стыдясь предложить ей такой малый подарок, прибавил к нему 300 тысяч ливров для постройки дворца в Компьене.
