Виктор Сафронов - Жди свистка, пацан
Механик по-прежнему лежал, не подавая признаков жизни. С минуты на минуту должен был появиться врач. Кровь из носа течь перестала. Он взял его за запястье, пульс прослушивался тоненькой, слабой морзянкой, но достаточно ровный. Это было слабым утешением.
Ему хотелось хоть как-то облегчить страдания лежащего без сознания друга. Он побежал за водой и одеялами. Как медленно тянется время. Пробегая через комнату, он даже поморщился.
Пришедшие в себя «дуже гарны хлопци» хотя и пошатывались, но от души лупцевали нашаливших мордатых молодцов. Чтобы им ничего не мешало, предварительно каждому в рот засунули какую-то ветошь и скрутили липким скотчем, ручки их нежные и ножки их маленькие.
По всему было видно, что это только начало. Праздник со следами на глазах, только-только начинал раскрывать бутоны своих зловещих цветов с необычными оттенками и замысловатыми фигурами, участвующих в нем озлобленных граждан.
Постараемся не задумываться над таким пустяком, как пришедший в современный обиход и ставший обыденным явлением древний юридический принцип: «око за око, зуб за зуб».
Когда Гусаров возвращался назад, двое из подвергшихся неправедному суду истории, уже не подавали признаков жизни. Даже кровь изо рта и ушей перестала течь. К удивлению «Олеся» рядом с ними не оказалось Солдафона. Это неожиданное открытие несколько удивило его.
— Где Сема? — на ходу успел бросить он.
— Убег, падлюка, — услышал он. — Хлопци за им погналыся, зараз притягнут.
Недавно репрессированные уже не торопясь курили, обсуждая произошедшее и свободно интерпретирую произошедшие события. Шальными глазами с усмешкой поглядывали на суетящегося Алексея.
Что-то ему не понравилось в их взглядах. Он еще не понял что, но внутренние датчики начали тихонько подрагивать и лениво тренькать. Однако для более детального анализа и разбора своих подозрений времени не было.
Он опять спустился к лежащему в темноте Механику, укутал его одеялом и стал мокрым полотенцем вытирать кровь с лица и груди.
Под звуки приближающейся сирены скорой помощи в голову лезли разные грустные мысли и невеселые сюжеты.
«Наследил я здесь сверх меры… Отпечатки оставлены в больших количествах… Уничтожить стереть хотя бы самые заметные не успел… Судя по улыбкам, братья-славяне сдадут меня за милую душу, не вспомнят кто им жизни спас… А может и нет? Хорошо, что хоть для полиции фотки на память нет. Для поощрения на капиталистическую доску почета не сфотографировали… Если Андреич не оклемается, не придет в себя мне копец… Нападение на него так же повесят на мою шею… Или здесь в тюрьме пожизненно за тех двоих бандитов, или экстрадиция на родину под предлогом воссоединения семей. А там уж, как водиться дальше границы не отвезут… Закопают прямо на контрольно-следовой полосе. Было бы не плохо, если то, о чем я думаю, оставалось обычной паранойей, а если нет? Если это та самая интуиция, которая, взяв за руку, просто продолжает вести по жизни? Оберегая и предостерегая… Что тогда?»
Через пару минут после побега Солдафона от справедливого народного возмездия и его тревожных размышлений пришлось что-то предпринимать. Печальный сюжет, нарисованный в его воспаленном сознании, который можно назвать — страх перед будущими последствиями и допросами, заставил принять решение, резко меняющее данное повествование. Дальнейшее развитие событий, подтвердили все его догадки и смутные подозрения.
ГЛАВА 16 ГУСАРОВ. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ
Когда прибывшие полицейские, судя по экипировке — местное антитеррористическое подразделение GSG-9 окружили здание. В ход пошли традиционные в таких случаях действия. Спящих внутри людей стали забрасывать дымовыми гранатами и обстреливать слезоточивыми бомбами.
После того, когда по идеи служивых внутри ничего живого остаться уже не могло, начались заключительные действия. Отчаянно смелые ребята браво ринулись штурмовать спящих и полузадушенных газами людей.
Алексей в это время находился, как раз напротив объекта штурма в старом, загаженном и заброшенном пакгаузе. Он не покидал своего укрытия до тех пор, пока лихой немецкий антитеррорист не наткнулся на тело Механика и не дал команду на его эвакуацию. Подъехавшая машина скорой помощи, загрузила лежащего без сознания человека и увезла в больницу.
Дальнейшее было неинтересным как проводы в последний путь малознакомого покойника. Наблюдать за тем как грубо и небрежно выволакивали на улицу пьяных, одуревших от газа, побоев и дурного штурма людей не хотелось. Да и засекреченные принципы и методики действий, у всех антитеррористических подразделений были одни и те же: лупи вдоль и поперек, и правых, и виноватых после разберемся who» s who.
* * *
Шум, гам, тарарам — возникли, конечно же по прямой наводке и общению с полицией Залупенко
Он спустил псов с цепи. Больше некому.
Ларчик открывался элементарно просто. Ему в очередной раз необходимо было получить разрешение на строительный подряд. Для того чтобы скрыть факты, связанные с тем, что под вывеской его фирмы свое гнездо свила банда убийц он, змей поганый, несколько раз поменял свою кожу, но выкрутился.
Для полиции он позволил разгуляться своей фантазии. Придуманная им душераздирающая история про то, как нелегальные восточные эмигранты, заполонившие наш цветущий фатерлянд, незаконно захватили его склад, поселились там и распоряжаются не принадлежащим им имуществом, заставляла немецкие органы правопорядка, гневно сжимать кулаки и хмуриться.
То, что все было именно так, Гусаров не сомневался ни одной минуты. Но оправдывать интересы будущего строительства массовыми избиениями, унижениями, а потом позорной принудительной высылкой и без того забитых и запуганных людей, которые создавали для того же Залупенко возможность богатеть и разъедаться…
Оправдывать это, он не мог и не хотел.
«А повлиять чем-нибудь можешь? Нет! Тогда вали отсюда и много не выступай?» Он сам задал себе вопрос и сам ответил на него в виде команды. Легче от этого не стало.
* * *
Для Гусарова просмотревшего со стороны живой триллер с душераздирающими сценами избиений людей, травли их газами и собаками, настала пора выбираться из просмотрового зала и уходить как можно дальше.
Можно было красиво рассказать, как он благородно полз по-пластунски, на локтях не отрывая тело от земли постоянно прислушиваясь и недоверчиво присматриваясь к загадкам серой немецкой ночи.
Однако не было этого. Границу в обратном направлении он не переходил. Поэтому и нужды ползать по-пластунски не было.
