Брет Гарт - Сюзи
Это письмо, хотя оно и писалось с замирающим сердцем и влажными глазами, было ясным, сухим и деловым. Ответ миссис Пейтон был столь же спокойным и деловым. Она очень сожалеет о его денежных потерях, хотя и не согласна с ним, будто они по необходимости кладут конец его деятельности как управляющего ранчо, тем более что (на другой и уже совершенно деловой основе) должность эта может оказаться для него выгоднее многих других. Но, разумеется, раз он предпочитает более независимое положение, тогда говорить не о чем, хотя, быть может, он извинит ее, если, пользуясь правами своего возраста, она позволит себе напомнить ему, что его успехи на финансовом и деловом поприще пока еще не оправдали такого стремления к независимости. Кроме того, она посоветовала бы ему не торопиться и, уж во всяком случае, подождать, пока она со своим поверенным вновь как следует не просмотрит бумаги ее мужа, касающиеся покупки «сестринского титула» и условий, на которых он был приобретен. Она уверена, что мистер Брант примет во внимание все эти соображения и что его дружба, которую она ценит, так высоко, не позволят ему поставить под угрозу ранчо, покинув его в такую минуту, когда оно вновь может быть кем-нибудь захвачено. Как только она закончит разборку бумаг, она тотчас же напишет ему.
Письмо миссис Пейтон лишило бы Кларенса последней надежды, даже если бы он позволил себе питать какие-нибудь надежды. Это была лишь деловая любезность практичной женщины — и только. И естественно, что она хотела как следует ознакомиться с бумагами покойного мужа. Ведь только ему одному было известно, что они не найдут никаких документов, касающихся сделки, которая никогда не заключалась.
Он коротко ответил, что его решение подыскать себе другое место остается неизменным, но что он охотно дождется прибытия своего преемника.
Прошло две недели. Затем на ранчо приехал мистер Сэндерсон, поверенный миссис Пейтон, и привез от нее записку с извинениями. К ее величайшему сожалению, она еще не уладила всех дел, однако, чувствуя, что у нее нет никакого права держать его в Роблесе безвыездно, она посылает мистера Сэндерсона сменить его — но лишь на время! — чтобы он мог осмотреться или съездить в Сан-Франциско, и она просит его непременно вернуться на ранчо в конце недели, чтобы переговорить с ней прежде, чем он примет окончательное решение.
Горькая улыбка, с которой Кларенс начал читать записку, вдруг исчезла. Легкий оттенок не слишком деловой, но такой женственной нерешительности, которой он не замечал в ее предыдущих письмах, вдруг доставил ему такое удовольствие, словно записка эта была надушена.
Кларенс воспользовался предложением миссис Пейтон. А оказавшись в Сакраменто, случайно узнал о том, что Сюзи вышла замуж за Джима Хукера.
— Правду сказать, муж-актер для нее лучше всего, раз уж она всерьез решила пойти на сцену, — сообщила ему миссис Макклоски, от которой он узнал эту новость. — А уж серьезнее и быть нельзя, мистер Брант. В жизни не видела, чтобы девушка просто скроена была для подмостков, так прямо и родилась для подмостков, как Сюзи. В том-то все и дело, как вам известно и как мне известно, — и кончен бал!
Вот что вспоминал Кларенс, когда свернул в лощине с большой дороги на лесистый, усеянный камнями подъезд к ранчо. Однако, поднимаясь по первому склону, где тропа почти тонула в волнах алых маков, он вновь увидел впереди золото и синеву других террас и, забыв обо всем, думал только, как должен радовать миссис Пейтон этот новый наряд ее дома. Как-то в разговоре она упомянула об этом весеннем уборе ранчо, и он тогда представил себе, как счастлив был бы, любуясь подобной красотой вместе с ней.
Слуга, взявший его коня, сообщил ему, что сеньора приехала утром из Санта-Инес и привезла с собой двух сеньорит Эрнандес с ранчо Лос-Конехос и что должны прибыть и другие гости. И еще за обедом будут сеньор Сэндерсон и его преподобие падре Эстебан. Это настоящий праздник — первый после смерти хозяина. И все мечты, которые, возможно, лелеял Кларенс о разговоре наедине, были развеяны, как дым. Однако миссис Пейтон все же отдала распоряжение, чтобы ей немедленно доложили о прибытии дона Кларенсио.
И в патио и в коридоре Кларенс (во всяком случае, так ему казалось) ощутил неуловимые перемены, дышавшие тонким вкусом миссис Пейтон и свидетельствовавшие о том, что на ранчо вернулась хозяйка. На мгновение ему захотелось, опередив слугу, пройти прямо в будуар, но какое-то тайное чувство удержало его, и он направился к кабинету, в котором все эти месяцы занимался делами ранчо. Там никого не было, и только в камине тлела кучка углей. Но тут позади него раздались легкие шаги, в комнату вошла миссис Пейтон и притворила за собой дверь. Она была удивительно красива. Хотя лицо ее побледнело и осунулось, в ней чувствовалось странное оживление, настолько не похожее на ее обычное спокойствие, что оно казалось лихорадочным.
— Я подумала, что мы успеем поговорить прежде, чем начнут съезжаться гости. Скоро дом будет полон, и мне придется возвратиться к моим обязанностям хозяйки.
— Я как раз думал… пойти к вам в… в будуар, — нерешительно сказал Кларенс.
Миссис Пейтон вздрогнула и нахмурилась.
— Только не туда! Я больше не переступлю его порога. Ведь каждый раз, когда я смотрела бы на окно, мне чудилась бы между прутьев голова этого человека. Нет-нет! Я рада, что не была здесь в те дни — пусть хотя бы в моей памяти эта милая, уютная комната останется прежней. — Миссис Пейтон вдруг умолкла, но тотчас добавила, несколько невпопад, но веселым тоном: — Ну, как вы съездили? Что предприняли?
— Ничего, — ответил Кларенс.
— Так, значит, вы сдержали свое обещание! — заметила она все с той же нервной веселостью.
— Я вернулся сюда, не взяв на себя никаких обязательств, — ответил он твердо. — Но мое решение неизменно.
Миссис Пейтон снова поежилась (а вернее сказать, по черному шелку, облегавшему ее плечи, пробежала дрожь, словно по коже породистой лошади), направилась к камину, как будто ища тепла, поставила ногу в изящной туфельке на низкую решетку и быстро подхватила трен одной рукой, так что юбка обрисовала всю изящную линию от бедра до щиколотки. Это поведение настолько отличалось от ее обычной чопорности и спокойствия, что Кларенс был поражен. А миссис Пейтон, глядя на угли и то пододвигая к ним носок туфельки, то одергивая его, наконец заговорила:
— Разумеется, поступайте так, как вам удобнее. Боюсь, что у меня нет никакого права удерживать вас здесь, кроме привычки к раз заведенному порядку, а как вам известно, — это она произнесла с плохо скрытой горечью, — такие узы ничего не значат для молодежи, стремящейся самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Но прежде, чем вы примете окончательное решение, мне хотелось бы кое-что вам сказать. Как вы знаете, я со всем тщанием разобрала бумаги моего… бумаги мистера Пейтона. И я убедилась, мистер Брант, что в них нет ни малейшего намека, будто он с такой чудесной прозорливостью купил у вас «сестринский титул»; никаких указаний на то, что он заключал с вами письменный договор и выплатил вам хотя бы цент; а главное, из его бумаг следует, что он даже не помышлял о подобной покупке и умер, не подозревая, что титул принадлежит вам. Да, мистер Брант, только ваша предусмотрительность и осторожность, только ваше великодушие помешали тому, чтобы ранчо попало в чужие руки. Когда вы помогали нам проникнуть в будуар через это ужасное окно, мы вошли в ваш дом; и если бы не эти негодяи, а вы решили захлопнуть перед нами ворота, когда мы возвращались с похорон, нам уже не пришлось бы жить здесь. Не отрицайте этого, мистер Брант. Я подозревала это уже давно, и когда вы заговорили о том, что хотите найти другое место, я решила убедиться, не мне ли следует покинуть ранчо вместо вас. Нет, погодите! Я убедилась в том, что уехать надо мне. Пожалуйста, не говорите пока ничего! А теперь, — тут в ее тоне вновь послышалась нервная шутливость, — зная это и зная, что непременно это выясню, ознакомившись с бумагами… нет-нет, молчите, я еще не кончила! — не кажется ли вам, что с вашей стороны было чуть-чуть жестоко торопить меня и вынуждать ехать сюда, вместо того, чтобы самому отправиться ко мне в Сан-Франциско, когда я ради этого дала вам возможность покинуть ранчо?
