Евгений Федоровский - Искатель. 1976. Выпуск №3
— Вполне логично, — кивнул тот. — Она все это могла проделать действительно машинально, автоматически, почти бессознательно: и записать номер, и, наоборот, не указывать фамилию.
— А почему Федершпиль не внушил ей вычеркнуть из книжечки свой номер, чтобы окончательно замести следы? — спросила я мужа. — Почему не внушил Петеру Гроссу забыть его адрес и фамилию?
— А зачем? Это, наоборот, послужило бы уликой, доказывало, что он внушал им нечто преступное, если хочет скрыть, что они имели с ним дело, — ответил вместо Мориса комиссар Тренер.
Морис кивнул, подтверждая его слова.
— Он настолько был уверен в своей безнаказанности, что даже просил Петера Гросса рекомендовать его знакомым, — продолжал комиссар. — И тот так и сделал, недавно послал к нему своего приятеля — химика с фармацевтической фабрики. А секреты новых лекарств тоже весьма котируются…
— Ну и подлец, — только и смогла сказать я. — Надо выяснить, что привело к нему Урсулу, — задумчиво произнес Морис. — Видимо, была у нее какая-то причина скрывать нужду в помощи психиатра. Она стыдилась этого, как, к сожалению, по-обывательски делают еще многие. Это поможет нам выяснить, каким недугом, требующим вмешательства психиатра, она страдала.
— Явно не запоями, — хмыкнул Тренер.
— Но, видимо, чем-то похожим, — сказал Морис. — Попробую порасспросить хорошо знавших ее. Это я беру на себя.
— Отлично, — сказал комиссар, вставая. — А я займусь Федершпилем.
— Все же не представляю себе, как вам удастся уличить его, — тоже вставая, покачал головой Морис. — Ведь от Урсулы осталась лишь горстка пепла. Петер Гросс ничего на сможет вспомнить, да и суд не поверит его показаниям, вы же прекрасно знаете. А гипноз в организме никаких следов не оставляет, я вам уже говорил.
— Посмотрим, поищем, — ответил комиссар Тренер, задумчиво глядя на него. — Как утверждает старая пословица: «Чего не может лев, то сможет лиса…»
Мне не так-то легко связно изложить, как развивались события дальше: они то вроде совсем замирали и прекращались, томя нас неизвестностью, то вдруг поражали самыми неожиданными поворотами.
Уже на следующий день после визита Тренера Морис без особого труда выяснил, что привело несчастную Урсулу к преступнику-психиатру.
— Помнишь, на ее похоронах профессор Бикельман помянул, что Урсула перенесла тяжелую операцию? — сказал мне муж. — Я тогда не обратил на его слова должного внимания. Операция эта действительно сложная, и потом еще долго мучают сильные боли. Приятельницы — медицинские сестры, как мы теперь выяснили, жалея Урсулу, делали ей тайком от врачей дополнительные инъекции морфина и понтапона, давали в больших количествах сильные снотворные. У нее возникла привычка к наркотикам. Видимо, она продолжала делать себе инъекции и потом, уже избавившись от болей, постепенно стала наркоманкой. Это засасывает, как трясина. Как медичка, она прекрасно понимала, что ее ждет, но сама справиться с губительной привычкой уже не могла. Стыдилась этого, скрывала от всех, ты же помнишь, какой у нее был гордый характер. Наконец, решила прибегнуть к помощи гипноза. Это действительно, пожалуй, самое надежное средство избавиться от наркомании. Но из ложного стыда и боязни огласки она не решилась обратиться хотя бы ко мне или к другому знакомому психиатру, а разыскала частнопрактикующего…
— И нарвалась на этого злодея!
Морис мрачно кивнул:
— От наркомании он ее, видимо, вылечил, но взамен сделал послушной исполнительницей преступных замыслов.
— Неужели он так и останется безнаказанным? Это будет страшная, нестерпимая несправедливость. Сделай же что-нибудь, Морис, чтобы уличить его!
— Что? — угрюмо спросил он. — В чем ты его обвинишь? Где улики, какие? Лечил Урсулу Егги от наркомании? Да — и вылечил. Лечил Петера Гросса от запоев? Да — и вылечил! Он этого не скрывает, даже похвастает. Его благодарить надо, рекомендовать другим, а не сажать на скамью подсудимых.
Что я могла ответить мужу?
И Тренер, похоже, постепенно утрачивал свой оптимизм и уже не надеялся разоблачить коварного злодея. Я комиссара больше не видала, к нам он не заходил, но по моей просьбе муж несколько раз звонил ему. Однако отвечал Тренер уклончиво, больше отделывался шуточками. Я прекрасно понимала, что он не имеет права посвящать нас с Морисом в секреты следствия, но все же мне стало обидно. А потом Тренер вообще куда-то уехал, во всяком случае, так сказали мужу при его очередном звонке в полицейское управление.
Все это время я много думала о том, в каком ужасном мире мы живем. Мне вспомнился и не выходил из головы поразительный опыт, о котором мне как-то рассказывал муж, проведенный одним французским журналистом. Морис потом дал мне почитать его статью, где он все описывал, теперь я разыскала ее у мужа среди бумаг и перечитала вновь.
Этот журналист решил проверить, можно ли нанять человека, готового совершить убийство, и поместил в газетах довольно прозрачное по смыслу объявление: «Требуется сильный и решительный мужчина для деликатной и хорошо оплачиваемой работы. Писать Р. С. Бюро I».
Он получил в ответ пятьдесят писем. Некоторые из них показывали, что его предложение понято вполне правильно и не вызывает колебаний. «Готов на что угодно, даже если надо иметь дело с револьвером», — писал один решительный господин. Его интересовала лишь оплата. Другие, более осторожные, выражали желание уточнить, что именно от них требуется.
Отобрав двадцать шесть самых подходящих, по его мнению, кандидатов, журналист написал каждому письмо: что речь идет о предприятии весьма деликатном, до некоторой степени даже тягостном, требующем к тому же физических усилий… И заканчивал каждое письмо словами:
«За операцию, которая не займет больше часа, вы заработаете десять тысяч франков. Значительность этой суммы, надеюсь, не оставляет у вас сомнения в исключительном характере этого предприятия. Однако при соблюдении необходимых мер предосторожности вам нечего бояться».
Столь откровенное предложение совершить преступление все же напугало большую часть адресатов. Они не ответили на письма журналиста. Но одиннадцать человек приняли его предложение. «В моем положении мне терять нечего», — писал один из них.
Этим одиннадцати журналист послал второе письмо, уточняя задание: надо, дескать, прийти к одной пожилой даме, «присутствие которой в здешнем мире смущает некоторых персон, и сделать все необходимое, дабы оно никого больше не стесняло…». Вдобавок журналист разъяснял, что указанная дама живет на окраине Парижа, в доме, стоящем в стороне от других, на отшибе и без собаки: «все это существенно уменьшает риск».
