Сергей Давыдов - Путаный след
— Брюки-то сперли, — сказал один из Старухиных, а который — сам черт не смог бы разобрать.
— Так, — усмехнулся Витька, — дофорсил малый!
«Загрустил увалень, а то все улыбался! Ничего, походишь и в робе. Многие в ней ходят и — живы. Ишь, будка вся опухла от слез, — думал Витька. — Узнал, что земля вертится!»
— Они тыщу, как не больше, стоят, — сокрушался Старухин. — Эх, башка плоская! Да разве здесь не украдут? Мы вон на сундучок-то два замка прихитрили и то опасаемся, а он такие брюки под матрацем держит. Да чего их было покупать?! Ведь голый сам. Из деревни даже соли не привез!
Лукин вдруг со злостью отбросил одеяло и вскочил на кровати. Жалкие матрацные пружины только пискнули.
— Не ври! Не хуже тебя собрали. И сундук был, — заорал он Старухину. — И сало было, еще получше твоего. Последнее мне отдали. А я всё за эти брюки, да ещё денег сколько приплатил!
— Ну вот, ну вот… — закачал головой Старухин. — Башка-то плоская.
— Не мог я в Ленинград голозадым ехать, это ты понимаешь? — орал Лукин, прыгая по кровати. — Не мог! В лохмотьях сюда попрусь, да?
— Быть бы сытому, — невозмутимо тянул своё Старухин. — Из брюха никто не украдет. А Нева что — вода мутная, и всё, течет только шибко да широкая. Какое тут диво?
В темноте раздавались шлепки мелких волн, легкие, частые и звонкие. От темной груды камней, лежащих на самом берегу залива, шел резкий и острый запах нефти. Откуда-то с воды прилетали голоса рыбаков, но лодок не было видно. И непрерывно шумела труба ГЭС, словно какое-то чудовище набрало в себя воздуха и теперь, недовольное, вздыхало сипло и мощно.
Изредка на берегу проходили пары. Сверкали матросские бляхи, слышался смех. Моряки вели девчонок в темный прибрежный сад.
Витька стоял у самой воды и грыз сухарь. Сухарь ему сунул в шинель отец еще вечером, когда Витька только собирался пойти на улицу.
Все звуки были понятны Витьке, может быть, поэтому он не боялся ходить так поздно. Здесь он собирал кленовые листья в блокаду, чтобы мать испекла из них лепешки, здесь на берегу находил дрова.
Сухарь был пересушен и приятно горчил. Отламывая маленькие кусочки, он давал им таять во рту.
Витька караулил Сизакова. Он был почти уверен, что тот взял брюки. Уже погасли редкие фонари в переулках, а Сизаков не появлялся. Но он должен пройти здесь, другой дороги к дому не было.
— Ишь ты, для Ленинграда вырядился, увалень! Чудила! — повторял про себя Витька, думая о Лукине.
Он уже продрог, когда увидел пару, быстро двигавшуюся к нему навстречу.
— Эй, дай закурить!
Сизаков с какой-то девчонкой…
— А, Витёк! Курево, говорю, есть? «Звездочка»? Годится.
Девчонка была на голову меньше Сизакова и всё время отворачивалась, пряча лицо. Но Витька всё же узнал. Живет на кольце трамвая в Скобском дворце. Малявка!
— Мы потопали. Мерси!
— Обожди, Сашка, потолкуем.
— Утром на теории делать нечего, там и потолкуем, — отмахнулся тот.
Витька покачал головой.
— Ну, что тебе? Говорят — утром.
— Брюки гони…
Сизаков поднял голову и в упор посмотрел на Витьку.
— Томка, пойди пройдись, я сейчас, — угрожающе процедил он.
— Он не скоро, — смело сказал Витька.
— Ладно же! Томка, беги домой, завтра увидимся.
Девчонка послушно затрусила прочь.
— Пойдем, что ли?
— Куда?
— В парадную.
— Так, — сказал Витька. — Пошли на черный ход, — продолжал он, — там лучше.
— Все равно, — с усмешкой, любезно согласился Сизаков…
Витька сидел на ступеньке, разглядывая порванную штанину. Выше на площадке сидел Сизаков.
— У, гад! Из-за мешочника, из-за скобаря какого-то! Из-за русалки толсторожей!
— Не вой, Сашка. Брюки гони, домой не пущу.
— Ты!
— Я.
— Может, ещё полезешь?
— Не отдашь?
— А-а! — крикнул Сизаков и бросился вниз, пытаясь ударить ногой. Но Витька успел увернуться и схватил его за руку. Они оба упали.
На площадке робко приоткрылась дверь и тут же захлопнулась.
— Пусти лучше! Здоровенный стал, — задыхался Сизаков.
Витька отпустил. На ступеньке тускло блестело толстое кольцо. Он схватил его и сунул в карман.
— Теперь-то отдашь!
Они прошли по Большому и свернули к Неве. Брюки были спрятаны где-то в разрушенном доме на набережной. Было всё так же темно и тихо, только редкие окна светились в домах да громыхали иногда грузовики.
— Помнишь, как в блокаду здесь за водой ходили на Неву?
— Помню, конечно.
— А как я тебе сухого молока целую плитку дал, помнишь?
— Помню. Ты не останавливайся. Идём, идём!
— А как я дрова за тебя рубил, тебе топор не поднять было? А как карточки вместе отоваривали, а? Отдай кольцо!
— Брюки гони.
— Да матери кольцо, Витек, понимаешь?!
Витька остановился и переспросил:
— Что? Матери? А хвастал, что выиграл?
— Выиграл… конечно. У спекулянтов. Они матери тогда за него полкило серого дали.
Витька вспомнил, как его мать в сорок втором зимой однажды, придя с завода, сказала: «Надя Сизакова умерла. А мы с ней в роддоме когда-то вместе лежали».
— На, возьми. Сразу бы и сказал. Стой, стой! А что тут за буквы внутри, а?
— Ну инициалы маткины, — Сизак попытался выхватить кольцо.
— Куда! Ух и гад ты! Маткины! Да тут и буквы-то нерусские. Соврал, Сизак! На что взять решил, а? Ну и человек.
— Отдам брюки, кольцо отдашь? Не отдашь — поймаем все равно.
— На кой мне оно черт. Гони брюки!
— Пошли отдам.
— Нужны мне они, думаешь, — на ходу говорил Сизак, но Витька уже не верил ему. — Обидно. Всякий белобрысый форсит. Силу показывает. Что он сегодня на заводе творил, а? Для того я в блокаду выжил, чтобы всякий теленок надо мной верхушки сбивал, да?
— А для чего ты выжил?
Сизак остановился и заорал:
— Да ты что тут из себя ставишь, а? Ты думаешь, ничего тебе не будет? Да мы же тебя сегодня поймаем. Да мы же тебя разукрасим, как в праздники! Это ты понимаешь? Лучше гони кольцо, пока я никому не сказал!
Витька знал, что это не пустая угроза. Сизак сразу же, конечно, помчится к шпане.
— А что они о Ленинграде подумают… — нерешительность на минуту овладела Витькой.
— Кто это?
— Да в общежитии.
— Ха, вот дурак! Идиот! «О Ленинграде подумают…» Гони кольцо лучше. Я сегодня на него ещё сыграю. Некогда мне, слышишь!
Но Витька уже справился с собой.
— Брюки давай, а то в Неве кольцо ищи. — Он сделал вид, будто хочет швырнуть кольцо в реку.
— Идём отдам! Но смотри, смотри, — цедил Сизак сквозь зубы, — сегодня же получишь! Почтовый перевод по зубам!
